В пекле огненной дуги

Зато природа здешняя, в отличие от той, скудной и однообразно-унылой, радовала глаз. Вокруг возвышались лесистые сопки и невысокие горы с каменными «залысинами». Особенно красиво это выглядело теперь, под снежным покровом. Огромные мохнатые сосны на склонах очаровывали взор и будили фантазию, вызывали в душе романтические порывы. А некоторые отдельно торчащие скалы походили на окаменевших от колдовства сказочных великанов.

Любуясь каждый день всей этой первозданной красотой, Семён даже жалел о том, что не родился здесь, что скоро покинет Урал и, скорее всего, уже больше никогда его не увидит…

Во взводе, в который распределили Семёна, оказались представители самых разных национальностей: русские, украинцы, казахи, таджик, узбек, киргиз, татарин и чеченец. Но все эти люди очень быстро нашли взаимопонимание, словно были одним большим и дружным народом.

«Да ведь в этом, если разобраться, и нет ничего удивительного, — размышлял Семён. — Все люди труда на Земле, по сути, являются братьями, а значит, должны дружить. Ведь нам делить-то нечего. Это одни буржуи видят во всех людях врагов, потому что только о деньгах и думают…»

Всего лишь трое из всего взвода успели досыта хлебнуть войны и фронтовой жизни. Остальные же, в лучшем случае, как и Семён, участвовали только в стычках с басмачами и контрабандистами, а имелись и такие, кто ещё пороха толком не понюхал. В целом же мужики подобрались нормальные, без всяких дрянных замашек. Конечно, как водится, нашлись-таки спесивые и шебутные, но всё же они особо не баламутили, и до каких-то серьёзных раздоров в коллективе дело не доходило. К тому же, командир взвода попался толковый и рассудительный, к каждому он быстро находил подход и не устраивал почём зря разносы подчинённым, не занимался придирками, за что его сразу все стали уважать. Пожалуй, чем-то взводный походил на погибшего на Памире политрука Нарожного. Было видно, что человек он неплохой, без какой-либо гнильцы.

Едва был укомплектован полк, начались всевозможные занятия — по боевой и прочей подготовке. Учились обороняться и наступать как днём, так и ночью, совершать ночные марш-броски, рыть окопы и сооружать блиндажи в мёрзлом грунте, обходиться без тёплого жилья и не бояться холода, действовать в любую погоду, преодолевать минные поля и проволочные заграждения. Изучали различное стрелковое оружие и миномёты, чтобы в бою могли заменить убитых. Учились метко стрелять и бросать гранаты, а также — оказывать первую помощь раненым. А ещё проходили «обкатку танками», чтобы не было страха перед бронированной техникой, для чего использовали «тридцатьчетвёрку».

Суть «обкатки» была проста. Боец должен был занять окоп, подпустить танк поближе и бросить в него противотанковую гранату РПГ-40^[26] (естественно, без взрывателя), упасть на дно окопа и, пропустив бронемашину над собой, бросить ей вслед вторую гранату.

Но на деле всё оказалось гораздо сложней, и поначалу многие не справились с задачей, не добрасывая гранату до танка и спеша спрятаться в окопе. Семён и сам в первый раз оплошал. Он тоже метнул гранату раньше, чем нужно, и она упала на снег, не долетев до цели пару метров. А когда он лёг на дно окопчика, и над ним, жутко громыхая и лязгая, проползал танк, Семёну почудилось, будто он лежит в своей могиле, которую сейчас забросают землёй.

Эта иллюзия была настолько реалистичной, что стало страшно и даже душно. Но вторую РПГ-40 он бросил точно, а со следующей попытки попал и первой.

Когда чья-то граната ударялась о башню танка, из люка тут же появлялся танкист и начинал шибко ругаться.

— По башне не бросай, твою мать! — кричал он, показывая кулак. — На броню!.. А то я тебя в этом окопе закопаю!..

Похоже, танкистам почему-то было неприятно, если граната попадала в башню. В то же время взводный ругался, когда граната попадала под гусеницу, которая сминала её корпус и приводила в негодность «учебное пособие».

— Под гусеницы не бросай, твою душу! На броню!.. — кричал лейтенант Романцов, показывая кулак. — А то три наряда получишь у меня! На вас так гранат не напасёшься!..

Эти крики и угрозы вызывали всеобщий смех, но, в то же время, они положительно влияли на меткость гранатометания…

На занятиях по рукопашному бою Семён оказался одним из лучших во взводе. Ещё на Памире он овладел на «отлично» приёмами боевого самбо и бокса, которые ему пару раз довелось применить на деле. Благодаря своей природной прекрасной ловкости и реакции он почти всегда опережал противника и легко уходил от его атак. Уступая в физической силе таким, как дядька Степан и Гончаренко, Семён умудрялся побеждать их в поединке за счёт скорости и вёрткости. Один только Ильяс Давлетгиреев был не менее проворным и быстрым, и между ними даже шло негласное соревнование. Здесь часто всё зависело от спокойствия чеченца. Если Ильяс начинал сильно злиться, он терял над собой контроль и делал ошибки, чем Семён умело пользовался. Впрочем, это нисколько не мешало их хорошему отношению друг к другу.