Когда начали сгущаться сумерки, полк подошёл к ещё одной деревушке, которая тоже почти полностью была разрушена. К счастью, в деревне отыскалось несколько более-менее уцелевших домов и сараев, где разместилось около половины личного состава. Остальным пришлось ночевать прямо в снегу, и вот здесь-то вспомнили всё то, чему пограничников учили на Урале. Впрочем, многим и на границе не раз приходилось сидеть зимой по двое-трое суток в дозорах и секретах — в снежных норах, похожих на медвежьи берлоги. Так что ночёвка без крыши над головой в такую погоду никого не пугала.
Но роте Васильева повезло — её определили в просторный, частично повреждённый колхозный коровник, в котором, конечно, никаких коров давно не было. Спать легли на деревянном полу, покрытом тонким слоем ржаной соломы.
Несмотря на сильную усталость, сон долго не приходил. В голову опять лезли разные раздумья — о прошлой довоенной жизни, о службе на границе, о войне. Потом Александр вспомнил свою свадьбу, сыгранную в отряде всего за две недели до отправки на Урал, и все его мысли тут же переключились на жену Клавдию.
Провожая Александра, Клавушка рыдала у него на груди и не хотела отпускать.
— Боюсь я за тебя, Сашенька, — всхлипывая, сказала она, и взгляд её при этом был бесконечно несчастным. — Ой, боюсь!.. Не хочу второй раз вдовой ходить…
Вот уже три месяца как он не видел свою «роднульку», не ласкал её молодое тело и не слышал её голоса…
Коровник был заполнен храпом и паром от дыхания тесно лежавших десятков людей. Этот пар и эта теснота немного согревали спящих.
Александр натянул на нос нижний клапан подшлемника и, закрыв глаза, повернулся на левый бок, стараясь гнать прочь мешающие заснуть мысли. Незаметно он провалился в глубокий сон без сновидений…
Снаружи раздались голоса, затем дверь коровника распахнулась, и светлый проём загородили три громоздкие фигуры.
— Романцов! — позвал от входа ротный. — Выводи своих!
Александр нехотя поднялся и, осторожно переступая спящих, поплёлся к выходу, пытаясь сообразить, что понадобилось Васильеву именно от его взвода. Он чувствовал, что более-менее выспался и вполне восстановил свои силы для продолжения похода.
Вместе с ротным возле входа стояли комбат и какой-то незнакомый рослый парень, который был в таком же белом полушубке, но уже потерявшем свою белизну. На голове детины сидела лихо заломленная набок чёрная кубанка, а на его правом плече висел странный автомат с длинным, узким рожком и со сложенным железным прикладом. Таких Александр никогда ещё не видел.
Метель таки унялась, но за ночь успела намести большие сугробы и начисто занесла все вечерние следы. Сквозь бреши в густых облаках пробивались солнечные лучи, обещая на предстоящий день хорошую погоду.
Бойцы взвода строились возле коровника и, зевая, недоумённо косились на комбата и на незнакомца.
— Товарищ капитан, первый взвод построен! — доложил Александр, как только все тридцать четыре бойца заняли в строю свои места.
— Значит, задача такая, — хмурясь, произнёс комбат. — Нужно выделить шесть человек в помощь товарищу… — Он вопросительно взглянул на парня в кубанке, у которого не было видно никаких знаков различия.
— Младший лейтенант милиции Пужай-Череда, — представился тот, браво козырнув под свою казачью шапку. — Тут недалече, на хуторке, засели одни сволочи. Похоже, дезертиры. Надо их обезвредить, а то житья не дают местным. Грабят внаглую, последнее у людей отбирают. Мои ястребки[34] их там обложили, но нас маловато, чтобы хутор штурмовать.
— Ну что, орлы, поможем родной милиции? — с пафосом спросил Васильев.
— Отчего ж не помочь, товарищ капитан, — за всех ответил Александр. — Поможем, коль такое дело. А много их?
— Да, вроде, человек пять-шесть. Ну, может, с десяток, не больше. У нас тут трое саней. — Пужай-Череда махнул рукой в сторону стоявших поодаль лошадей, запряжённых в розвальни. — Садитесь по двое в каждые. Я думаю, справимся.
— Желающие два шага вперёд, — Александр весело оглядел взвод. — Или менжуете все?
— Ну а чё, надо так надо. — Потапов первым вышел из строя. — Айда, братва, дезертиров мутузить.
Следом за ним шагнули Золотарёв, Петров, Давлетгиреев, Епихин и ещё несколько пограничников.
Александр отобрал пятерых, и все пошли грузиться в розвальни. Сам Пужай-Череда оседлал гнедого коня, рядом с которым на вороном сидел маленький и совсем ещё юный боец в такой же кубанке.
Погрузившись, отряд двинулся по уже проложенному следу в сторону от деревни. Вокруг всё было тихо, и Александр благодушно разглядывал милые сердцу окрестные пейзажи, которые ничем не отличались от родных.
Спустились в балку, переехали замёрзшую речушку, на льду которой виднелась свежая прорубь, затем поднялись по склону и поехали по полю вдоль леса.
— И откель же вы прибыли? — обернувшись, спросил сидевший за вожжами коренастый старик, облачённый в потрёпанный тулуп. На плече деда висела трёхлинейка.
— Издалека, отец. Из самой Средней Азии, — ответил Александр.