3.
Апрель перевалил за середину. Земля почти освободилась от снежного покрова, и лишь кое-где в лесах и полях ещё виднелись белые пятна.
«Снегогон», вспомнилось Александру старое русское название этого весеннего месяца, которое он слышал от деда Игната и бабки Агафьи. Он же — «берёзозол», или «цветень»… Месяц вскрытия рек и половодья, лесных подснежников и весёлого птичьего щебета…
Уже берёзы наполнялись соком, ольха и красная верба цвели вдоль берегов речушек, одуванчики желтели на лугах и в полях, а похожая на них мать-и-мачеха — на глинистых взгорках. Вместе с цветением первых растений над ними с деловым жужжанием залетали и неутомимые труженицы-пчёлы.
В небе порой пролетали стаи уток или гусей, возвращаясь домой с далёких южных краёв, а разок Александр видел крупный журавлиный клин и смотрел на него с тоской на душе, думая о родном селе.
Зелёнокудрая весна щедро одаривала землю теплом и светом и волновала природу своими колдовскими чарами, пробуждая в живых существах желание жить и любить. Всё вокруг было наполнено этим желанием, и даже сам воздух, казалось, пропитан жаждой любви и оплодотворения.
И несколько миллионов людей, сидящих в блиндажах и окопах по обе стороны всего огромного фронта, тоже находились в плену этих чар и желаний. Они с великой радостью предались бы сейчас вкушению сладости губ и объятий любимых… Но в эту прекрасную пору все они не могли в полной мере радоваться весне, потому что вынуждены были заниматься страшным и отвратительным для нормального человека занятием — воевать.
Но при этом одни воевали, потому что стремились поработить тех, кому завидовали и кого ненавидели, и завладеть их бескрайними просторами и природными богатствами, а другие воевали, чтобы одолеть этих злобных и завистливых агрессоров и навсегда отбить у них охоту зариться на чужое добро и кого-либо порабощать…