В переплетении слов (СИ)

— Мы не… мы… — тяжело дыша, просипела Джейн и снова потеряно оглянулась на мужа. Говард, казалось, был готов лишиться чувств от услышанного и стоял, опираясь о спинку дивана, не в силах вымолвить хоть слово. — Никогда, Гермиона! — поспешно стерев выступившие на глазах слезы, решительно произнесла Джейн. — Ты всегда была и будешь нашим лучшим творением, самым огромным достижением и гордостью. Ты была самой замечательной ошибкой в наших жизнях, и я счастлива, что пережила те трудные девять месяцев, что страдала от невыносимой боли восемнадцать часов, рожая тебя, что не досыпала первые годы твоей жизни и едва успевала учиться. Ты стоишь всего, что мне пришлось пережить, и поэтому никогда, Гермиона, никогда в жизни не смей думать, будто ты… Ты самое дорогое, что есть в наших жизнях, Гермиона, доченька моя! Мы любим тебя, всегда любили и будем любить! И не смей сомневаться в этом, слышишь? Никогда не смей, моя умная, красивая и самая лучшая на свете дочь! Никогда!

— Мама! — слабо улыбнувшись, тихо выдохнула Гермиона и, не выдержав, крепко обняла ее, часто моргая из-за стекающих по щекам слез. Конечно, она знала, что ее любили, и что родители были вместе, потому что тоже любили друг друга, хоть и ссорились временами. И Гермиона знала, что ее слова их возмутят. Возможно, она совсем немного схитрила и позаимствовала у Сириуса или у Лили методы манипулирования. Но все ее слова были искренними и честными. И Гермиона была уверена в том, что им следовало прозвучать, чтобы ее наконец-то захотели услышать. — Я знаю, мама, знаю! Я тоже очень вас люблю, честно-честно, — переведя взгляд на отца, громко прошептала она и слабо улыбнулась, когда он выдохнул с явным облегчением и тоже поспешно стер слезы из уголка глаз. Гермиона заставила себя вырваться из теплых материнских объятий и заглянула в наполненные слезами карие глаза. — А вдруг эта ошибка окажется самой лучшей в моей жизни? — сглотнув вставший в горле ком, заставила себя произнести Гермиона. — Если сейчас я поддамся вашим иррациональным страхам и гиперопеке и правда откажусь от Сириуса, сможете ли вы простить себя, когда поймете, что лишили меня возможности быть счастливой? Да, все это действительно может закончиться плохо, но с той же вероятностью все может оказаться очень хорошо. Нельзя отказываться от открывающихся возможностей только потому, что путь к ним пролегает через темный коридор. И я не стану отказываться от Сириуса лишь потому, что он немного отличается от обычных людей. — Она шагнула назад и, не глядя, протянула руку, чтобы в следующее мгновение ее пальцы оказались переплетены с длинными, мега-неприличными пальцами Блэка. — Мне в нем нравится именно то, что он отличается, что он может понять мою мысль, даже если я несу какой-то бред, поддержать разговор о какой-то незначительной ерунде и выслушать все, что я захочу ему сказать. Да, он старше и испытал в своей жизни много плохого. Да, очень вспыльчивый, гиперактивный и, порой, слишком болтливый. Но я уверена в том, что мне нужен именно такой человек. И вы можете либо смириться с моим выбором и дать Сириусу шанс, либо не мешать мне совершать ошибки и жить. Потому что я сделала свой выбор в пользу неизвестности.

— А что вы можете сказать, мистер Блэк? — с предельной учтивостью спросил Говард, когда его дочь твердо закончила свой монолог и с вызовом вздернула подбородок. Сириус подошел к Гермионе вплотную, и она чувствовала жар его тела рядом с собой, что дарило ей странное чувство покоя. Вероятно, у гормонов было слишком сильное влияние на ее мозг, но она не жаловалась.

— Я ненавижу врачей, — внезапно заявил Сириус и широко улыбнулся, будто это было самой потрясающей вещью, какую он мог сказать. Брови Грейнджеров удивленно поползли вверх, но прежде чем Говард окончательно утвердился в своем мнении, что Блэк сумасшедший, Сириус продолжил: — Не принимайте это на свой счет, но у меня рефлекторно возникает желание сбежать или вступить в драку, когда рядом со мной появляется человек, имеющий хоть какое-то отношение к медицине. Сложно сохранить доверие к тем, кто должен спасать жизни, когда один из этих людей воспользовался заболеванием моего брата и проводил на нем свои незаконные, ни с кем не согласованные эксперименты, вместо того, чтобы лечить. Когда вскрытие моего брата, проведенное по моему настоянию, показало, что его лечение было не таким, как положено, было проведено расследование. Знаете, что выяснилось: таких неудачных результатов было ровно сорок семь. Был еще один случай… Врач, занимающийся продажей новорожденных. И в моем реабилитационном центре был санитар, продававший наркотики пациентам, а иногда устраивающий им передоз и обставляя все, как несчастный случай. Такие зовутся ангелами смерти, самые жуткие типы. А когда в больнице умирала женщина, которую я любил, обнаружилась медсестра, продающая органы еще живых, но находящихся на самом краю людей. В общем, у меня предостаточно причин ненавидеть врачей. — Сириус задумчиво потянул себя за прядь, словно пытаясь вспомнить, что хотел сказать изначально.