"Я не сомневался в успехе своего предприятия, — говорит Свен Гедин, — и шел без колебания. Я хотел победить пустыню. В звоне колокольчиков слышал уже победный звон и, чтобы меня ни ожидало, решил итти вперед, ни на минуту не думая о возвращении кратким путем".
Будь на месте Свен Гедина кто-либо другой, он наверное подумал бы о возвращении. Песчаные валы вздымались все выше и выше и доходили до 8 метров в высоту. Путники брели по ложбинке между ними. Когда они забирались на их верхушки, то с них открывался вид, который мог бы заставить побледнеть и нетрусливого человека: кругом безбрежное море песку с гигантскими волнами — желтыми барханами — и ни малейшего кустика, ни былинки, — полное царство смерти…
Высота барханов стала доходить уже до восемнадцати метров и склоны были так круты, что невозможно было сходить по ним: приходилось заступами прокладывать дорогу со ступеньками и по ним сводить животных и людей по колено.
Молча, понурив головы, двигался караван по этой пустыне смерти, оживая немного по вечерам, когда становилось чуть-чуть прохладнее. При солнце, которое, казалось, сжигало и мертвило все способное к жизни, люди теряли всякую надежду.
"С каким-то странным необъяснимым чувством, — говорит Гедин — мы разбили наш первый лагерь в самой пустыне на песке".
Люди мало разговаривали, никто не смеялся. Около огня, поддерживаемого корнями тамариска, образовался необычайно молчаливый кружок.
Верблюдов на ночь привязали, чтобы они не вздумали уйти назад к озеру. Могильная тишина царствовала кругом. Иногда замирал даже звон колокольчиков верблюдов, и слышалось только их тяжелое, медленное и мерное дыхание.
Перед тем, как улечься спать, проводники спохватились, что одной из собак Гамро — не было. Стали свистать, звать ее, — но никто не откликался. Магомет-Шах высказал предположение, что животное, предчувствуя смерть, вырыло где-либо в песке яму и легло там.
4
Сухой песок!
С тяжелым чувством улеглись люди на ночлег. На другой день разразилась страшная песчаная буря. Песок поднимался на высоту вдвое выше роста человека, окутывал путников сплошным облаком, набивался им в уши, рот, нос, проникал даже сквозь одежду, причиняя боль во всем теле. С зажмуренными глазами пробивался караван сквозь горячий песок, не теряя из виду Ислам-бея, который с компасом в руках шел впереди.
Вода в баклагах нагрелась до 30°, и тем не менее люди пили с жадностью те скромные порции, которые им отпускались. Когда кто-нибудь подходил к баклагам, Волдаш был уже тут-как-тут и умильно вилял хвостом. Ни ему, ни баранам воды не жалели… На второй день пути, когда впереди еще оставалось много-много верст по безводным пескам, Свен Гедин сделал страшное открытие: воды в баклагах оставалось всего лишь на два дня.
Оказалось, что Джолги, которому поручили наполнить резервуар запасом на 10 дней, не исполнил этого приказания. По его мнению, до Хотан-Дарьи оставалось всего лишь 4 дня пути и незачем было обременять верблюдов излишней ношей.
Рис. 3. Верный друг Гедина
Трудно вообразить отчаяние, которое охватило весь караван, и если бы не непоколебимая воля Свена Гедина, люди несомненно повернули бы назад.
Но об этом и не могло быть речи. Ислам-бей получил приказание ни днем, ни ночью не спускать глаз с остатков воды, которую решено было хранить, как зеницу ока: ведь, то что оставалось на два дня, необходимо было растянуть на много-много дней…
Чтобы не утомлять своего верблюда и ободрить спутников, Гедин шел пешком. Караван двигался все медленнее: он находился теперь в самой худшей части пустыни, где барханы доходили чуть ли не до 50 метров высоты. Верблюды, и те стали уставать. Один из них, по прозванию Старик начал отставать, останавливаться и, наконец, совсем лег и не вставал до тех пор, пока его не освободили от вьюков. Но даже освобожденный он едва плелся; за ним выбыл из строя еще один верблюд, — и их вместе со стариком Магометом пришлось оставить в пустыне с тем, чтобы они после нагнали караван.
На одной из стоянок, где большой черный верблюд, третий по счету, отказался итти, вдруг раздался крик Ислам-бея:
— Ворон, ворон!..
Действительно над головами путников кружилась черная птица, издавая неприятные звуки. Никогда еще должно быть ворон не приносил с собой столько надежд, сколько в этот раз! Все оживились, так как появление птицы несомненно означало близость ее гнезда, а стало-быть и воды.
Но, очевидно, и эти надежды были обманчивы. На утро Гедин с биноклем и компасом поднялся на высокий песчаный холм, а оттуда спустился прямо на восток, по тому направлению, где, по его мнению, должна была находиться река Хотан. Он решился на отчаянный шаг — отделиться от каравана и пойти одному вперед, чтобы скорее найти желанную воду.
Скоро лагерь и верблюды исчезли за горами песку. Он был один среди песчаного моря, среди могильной тишины желтых песков. Солнце жгло, как раскаленная печь. Изнемогая и часто падая, Гедин подвигался вперед, желая во что бы то ни стало добраться до реки, пока еще не вышел запас воды, иначе всему каравану грозила неминуемая смерть.