В пьянящей тишине

Пользуясь моим пребыванием в столь суровых усло­виях, группа ученых из Киевского университета поруча­ла мне провести опыт в области биологии. По каким-то причинам, суть которых мне не удалось уяснить, геогра­фическое положение острова создавало идеальные условия для размножения мелких грызунов. Мне предлага­лось разводить карликовых длинношерстых кроликов сибирской породы, прекрасно приспособленных к это­му климату. Если бы эксперимент удался, то корабли, заходившие на остров, могли бы пополнять запасы све­жего мяса. Для выполнения задачи я имел в своем распо­ряжении две книги с огромным количеством схем и ри­сунков, которые содержали руководство по уходу за длинношерстыми кроликами. У меня не было с собой ни клетки, ни кроликов – ни длинношерстых, ни короткошерстых. Однако я вспомнил, как усмехался кора­бельный кок всякий раз, когда мы с капитаном выража­ли свое восхищение, попробовав приготовленное им рагу, которое значилось в меню под названием «Русский кролик под киевским соусом».

Берлинское географическое общество снабдило меня пятнадцатью банками с формалином. В соответствии с прилагаемыми инструкциями мне поручалось запол­нить их «автохтонными насекомыми, представляющими большой интерес, но исключительно в том случае, ес­ли они будут принадлежать к видам Hidrometridae Halobates и Chironomidae Pontomyia, которые обитают в водоемах». С истинно немецкой аккуратностью жур­нал для заметок был защищен непромокаемым шелком. На случай если мои лингвистические познания не слиш­ком обширны, текст инструкций прилагался на восьми языках, в том числе на финском и турецком. Строгим го­тическим шрифтом меня предупреждали о том, что банки с формалином являются собственностью немецкого государства и что «частичное повреждение или полное уничтожение одной или нескольких банок» послужат причиной соответствующих административных санк­ций. Я испытал большое облегчение, когда обнаружил примечание, составленное в последний момент, которое гласило, что меня, как добровольного научного сотруд­ника, избавляют от подобной ответственности. Очень любезно с их стороны. К несчастью, ни в одном разделе инструкций не было разъяснено, как выглядят эти Hidrometridae Halobates и Chironomidae Pontomyia, а так­же являются они бабочками или жуками. Не уточнялось также, какие из них представляли интерес и почему.

Вдобавок ко всему одно торговое предприятие из Лио­на, сотрудничающее с верфью, просило меня оказать им помощь в качестве золотоискателя. К письму прилагался небольшой аппарат для поиска и анализа, а также ин­струкции к нему. В случае обнаружения золотой жилы с чистотой элемента, превышающей шестьдесят пять процентов, – и исключительно в этом случае, – мне пору­чалось сообщить об открытии «в кратчайшие сроки и конфиденциально». Само собой разумеется. Если мне удастся найти месторождение золота, я незамедлительно отправлюсь в их офис в Лионе, чтобы предприятие оформило свои права на владение им. Наконец, один ка­толический миссионер в своем письме, написанном ви­тиеватым каллиграфическим почерком, просил меня, чтобы я заполнил «с величайшей тщательностью и тер­пением святого» анкеты, на вопросы которых должны были отвечать аборигены. «Если принцы племени банту, проживающего на острове, окажутся очень робкими, не отчаивайтесь, – советовал он мне. – Учите их на своем примере и молитесь коленопреклоненно. Это наставит их на путь истинный». Вне всякого сомнения, миссионер не располагал точными сведениями о месте моей служ­бы: вряд ли мне удастся обнаружить здесь какое-нибудь государство банту, будь то королевство или республика. Когда мне осталось распаковать лишь два ящика, я неожиданно наткнулся на этот конверт, их письмо.

Мне бы хотелось сказать здесь, что я разорвал его, не читая. Но не смог этого сделать. Спустя несколько дней я восстановил в памяти последовательность событий. Зачем я вспоминал об этом? Потому что дурацкое пись­мо взбесило меня настолько, что я не распаковал два по­следних ящика. Я не узнал, что в них было, и это впо­следствии едва не стоило мне жизни.