В Питере НЕжить

Справа от кабинета – архив, хотя вернее, наверное, говорить зоопарк. Окон там нет. Одну стену целиком занимает картотека, такая высокая, что без стремянки не обойтись; рядом с ней притулилась шаткая конторка, над которой парит зелёная лампа – Карл Людвигович говорит, что его старым чувствительным глазам полезней мягкое волшебное освещение. На работе он появляется после обеда, а уходит далеко за полночь, однако начальство готово терпеть любые его причуды, потому что больше никто не в состоянии справиться с архивом. Представьте себе огромный зал с низким потолком, заставленный рядами тяжёлых металлических сейфов; в сейфах – папки на завязках, в папках – дела, а в каждом деле – акты, отчёты и непременно запечатанный конверт.

А в конверте – тролль.

Или ещё что похуже.

Вообще единственный надёжный способ быстро уничтожить тролля – разрушить мост, под которым он родился. Раньше, лет четыреста назад, это и правда работало. Если тролль где-то поселялся, то поначалу от него было проще откупиться монеткой, безделушкой… да хотя бы зёрнышко бросить вниз! Или прикупить у колдуна оберег – иногда это даже дешевле обходилось. Когда тролль вырастал, а с ним – и тролльи аппетиты, легче было сломать мост, чем возиться с изгнанием чудовища, которое обязательно вернётся, да ещё и обозлённое. Собственно, потому в Питере поначалу мосты и были временные, летние, чтобы ничего особенно страшного там вырасти не успевало; проблемы начались позже, после Бетанкура.

Да уж, одно лечим, другое калечим.

Теперь-то рушить мосты – не выход, проще отловить тролля и заточить. Поначалу для заточения использовали шкатулки, но их неудобно хранить, поэтому со временем перешли на бумагу. Листы с печатями выдаёт канцелярия, инспектору только и остаётся, что пустить их в дело – а потом, уже заполненные, передать Карлу Людвиговичу. Оп – и готово! Он помещает их в конверты и подшивает в дела.

Говорят, что через сто лет дело само по себе ликвидируется вместе с троллем, но, судя по масштабам архива, как раз наоборот.

А жаль.

За архивом – общий зал. В одном углу – стойка канцелярии, шкаф для текущего документооборота и Лерино рабочее место, где она штампует листы с печатями и ведёт учёт инфицированных мостов. В другом углу сидит наш сисадмин Саша, милосердный кудрявый бог стабильного интернета; Саша вот уже пятый год безуспешно пытается хоть как-то автоматизировать процесс взаимодействия с центром, ввести цифровые подписи и всё такое… Наивный! Если у нас когда-нибудь и внедрят электронное делопроизводство, то это будет выглядеть так: мы получаем документ, а потом распечатываем и передаём начальству, тратим целую пачку бумаги на черновики, финальный вариант сканируем, подписываем цифровой подписью и отправляем.

Словом, всё станет только сложнее, без вариантов.

Но Саша хотя бы сделал нам вайфай, за это уже памятник можно поставить.

Между Сашиным столом и канцелярской стойкой – рабочие места инспекторов. Я сижу на подоконнике: своего стола у меня нет, потому что я стажёр – последние лет двадцать, с тех самых пор, как сюда устроилась. Это ничего, правда! Стремительную карьеру у нас тут не сделаешь, но и торопиться особо некуда, ведь обычная человеческая старость мне не грозит. Конечно, однажды я тоже дорасту до инспектора и получу свой собственный стол и личный фонд в архиве, но пока меня просто приписывают к кому-нибудь из старших. Это удобно, потому что ответственности вроде как никакой… и обидно, потому что я ничего не решаю.

– Ларочка! Организуй нам кофе, пожалуйста!

А ещё директор свято уверен, что раз я стажёр, значит, ничем особо не занята.

Три раза ха.

…я, конечно, злюсь, но кофе всё равно делаю. Во-первых, с кофемашиной справляется кроме меня только Саша, а он сейчас крепко занят, судя по нахмуренным бровям – наверное, сражается в очередной раз с техникой, чтобы вайфай добивал до всех помещений. Нетривиальная задача даже для дипломированного шамана, если учитывать толщину стен в исторических зданиях… и недостаток финансирования.

Кстати, о финансировании.

Кофе осталось совсем немного, но я, прежде чем потрясти упаковку, стараюсь как можно яснее представить себе звук пересыпающихся зёрен: как маракасы, только громче. Это срабатывает – иногда такой несложной магией получается обмануть мир. Материализовать в холодильнике кусок пиццы на завтрак – если хорошенько поверить, что вчера ну точно, ну сто процентов один оставался; задержать трамвай на минуту-другую, чтобы не ждать следующий…

Кстати, такие же лакуны восприятия порождают и троллей: взгляд ночью вниз, во тьму, на зыбкую кромку между водой и берегом, где определённо таится нечто.

– Спасибо, Ларочка, – прочувствованно говорит директор, сощурив чёрные монгольские глаза. – И вот твой маршрутный лист на сегодня. Ознакомься, птичка, и занеси в канцелярию.

Фамилия у него Чингизов, а имя-отчество никто не помнит; все его называют Хан Ханычем, с тех пор как сто с лишним лет тому назад он с наскока влетел в тролль-контроль – тогда ещё троллий сыск – и всего-то за четыре года вышиб тогдашнего директора прямиком в архив.