В Питере НЕжить

Погода сегодня замечательная – небо хмурое, видимость как в сумерках, но зато дождь идёт только сверху, за что большое ему спасибо. Позавчера моросило, по ощущениям, со всех сторон; в воздухе парила мелкая взвесь – достаточно было пройти половину улицы, чтобы отсырела одежда и отсохла вера в человечество… На углу две кофейни: в одной неподражаемо делают фильтр, но просят за это какие-то несусветные деньги, а в другой дёшево продают бурду с сахарным сиропом.

С минуту бегаю от одной витрины к другой – и предсказуемо выбираю ничего.

Прекрасное начало нового дня.

На Невском проспекте людно в любую погоду. Хуже всего в праздники летом, когда улица превращается целиком в одну большую очередь, которая топчется на месте, но и будним сентябрьским днём то и дело на кого-то налетаешь… Иногда краем глаза ухватываешь в потоке тень, марево, силуэт – словом, нечто зыбкое. И тогда лучше отвернуться и ускорить шаг, а то привяжется ведь, даром что до первого моста; то же лихо за полчаса может испортить жизнь на полгода вперёд. Но лихо – долговязая костлявая фигура, обёрнутая в туман, сутулая, дрожащая, с единственным глазом посередине лица, – к счастью, встречается редко…

Куда больше всякой противной мелочи.

Болота – всегда рассадник нечисти, но болота, за которые воевали и умирали, опасны вдвойне. Пётр, скорее всего, это прекрасно понимал: советники у него всегда были неплохие, как и образование, поэтому город строили с учётом, так сказать, коренных жителей.

С очень, очень древними корнями.

Мары, лоскотухи, нечеты, умруны, юмы – кого тут только не было. По мере того как топи осушались и покрывались коростой мостовых, как одевались камнем берега, вырастали крепости, дворцы и хибары, ветвились дороги, слабела нечисть. Если раньше случалась эпидемия, то кто-то обязательно замечал, как тащится от дома к дому трясавица в рубище. Теперь же ей и её проклятыми сестрицами могли разве что припугнуть ребёнка. На месте шишиги видели кочку, на месте лешего – пень… Вот только нечисть никуда не исчезла. Она истончилась, лишилась плоти и внятного облика, превратилась в зыбь.

Но вред по-прежнему приносила настоящий.

И тут помогли каналы – и мосты. Зыбь текучую воду не пересекает, так что чем больше в городе водных артерий и перемычек, тем безопаснее. Даже если привяжется, например, умрун к какому-нибудь неудачнику, то с высокой вероятностью отвалится по пути. А раньше сколько было историй, которые заканчивались куда менее приятно! Скажем, едет мужик мимо кладбища, и вдруг пригожий молодец в красной рубахе просит его подвезти до села, по пути молчит, от табака отказывается, от креста рожу кривит. А как доберётся до места, так кинется на своего благодетеля и на куски порубит! Ух, страшно!

Нет, жертвы есть и сейчас, но их куда меньше, чем могло быть… и зачастую это те, кто сам ищет встречи с чем-то сверхъестественным.

Другое дело тролли.

Под мостами они заводятся с завидной регулярностью – и вредить начинают почти сразу. Например, если зимой не заплатить такому новоявленному «хозяину», то он покроет мост ледяной коркой – ступай, жадина, на свой страх и риск, но потом не жалуйся, если ноги переломаешь.

А пробки? Аварии?

Летом тролль может вывернуть руль у самоката или велосипеда, и человек врежется в толпу – и других собьёт, и сам пострадает… Если не уследить и позволить троллю отожраться на случайных подношениях – на монетках, которые кидают туристы в каналы, чтоб вернуться, на бутылках, окурках и яблочных огрызках, то заматеревшая тварь может и утащить неплательщика к себе. Так лет десять назад вдруг резко подскочила статистика самоубийств на Боровом мосту, и оказалось, что виноват именно тролль, который прятался в расколотой плите из могильника, использованной при строительстве. Такие проклятые штуки здорово сбивают с толку, поэтому тролль скрывался от инспекторов несколько лет, прежде чем разожрался и обнаглел настолько, что стал нападать открыто.

Тогда я наравне со всеми участвовала в ликвидации; до сих пор передёргивает, когда вспоминаю бугристую жабью лапу размером с экскаваторный ковш, высунувшуюся из воды. Загнать тролля в ловушку удалось только после дюжины бесплодных попыток, а свиток, где он запечатан, теперь лежит в зачарованном ларце, на особом хранении, и Карл Людвигович лично проверяет его каждую неделю.

Впрочем, такие чудовища попадаются нечасто.

Погружённая в размышления, я сама не замечаю, как добираюсь до Михайловского замка, а оттуда до начальной точки маршрута рукой подать. Здороваюсь с чижиком-пыжиком – судя по нахохленному виду, его опять спилить пытались, бедолагу; всё-таки беру себе дешёвый кофе с подозрительно приятным ароматом и начинаю обход.

Набережная Мойки знакома до последнего камешка.

Скучно.

Когда вдруг звонит телефон в кармане, я успеваю обрадоваться… а потом вспоминаю, что звонить мне, в общем-то, некому. Только если с работы, а оттуда хороших вестей не приходит.

На экране высвечивается знакомый номер нашей канцелярии – накаркала, хотя я чайка, а не ворона.