— Вам лучше уйти — брызнула служанка в адрес Розы, на что получила разъяснение от Кони в свойственной ей безапелляционной манере.
— Госпожа Ханни — гостья в доме мистера Лабежа. Она имеет право быть, где ей угодно, кабы хозяин того не запретил. И вы не смеете ей указывать обратного.
— И чем вы тут заняты? — дружелюбно попыталась завести беседу принцесса, но девушка в кашемире никак не откликалась — Ваша шапочка такая миленькая. Позволите?
— Мы просто с мужем… — обернулась она в сторону и изобразила на лице ту пустоту, что там нашла и, вспять поворачивая головой, ахнула, когда Роза фамильярно свистнула её берет и усадила на свои колышущиеся на ветру распущенные волосы.
— Госпожа, вы ведёте себя неподобающе — заметила твёрдо Кони.
— Нет, всё в порядке — девушка, кажется, оттаяла — Хорошо сидит. На вас. Лучше, чем на мне…Оно и не удивительно, у вас миленькое личико и хорошие волосы…
— Нет-нет-нет, бросьте! — вернула на плетень из волосяных канатов берет Роза — вот, всё как было. Не говорите про себя так, госпожа…
— Лабеж — цыкнула служанка.
— Так вы жена господина Виктора — уселась в соседнее кресло Роза.
— Зовите меня просто Мирасоль — поморгала коричневыми глазами девушка — раз вы гостья моего мужа госпожа…Х. х… Да, простите. Госпожа Ханни. Раз уж вы у нас гостья, то не хочу вас обременять лишними приличиями.
Завязалась беседа, о том, о сём. Мирасоль оживилась и стала говорить об одежде, которая стала уж очень дорогая, о цветах, которые она с детства любила выращивать в отцовском саду и продолжала лелеять в новом месте после свадьбы.
— Вон там, за беседкой — растут хризантемы, ой, то есть хоста. Простите, они даже не похожи — голос девушки заплёлся в горле и вырвался неровным кашлем.
— Почему вы опять извиняетесь? И вообще вас будто нечто тревожит — спросила у новой знакомой принцесса.
— Есть один повод — провела Мирасоль по шару живота.
— А, вы переживаете из-за предстоящих родов — всплеснула руками Роза — как же я сама не догадалась. А кто у вас мальчик или девочка?
— Прост… я не знаю. Молюсь Всесоздателю, чтобы это был мальчик.
— Ох, как же. Вы не заметили-то? — надула щеки Роза — пока он заползал к вам в животик. Мальчик или девочка — они в любом случае будут красивыми и складными в своих отца и мать. Скоро уже будете его нянчить, греть на груди. Жаль, что мне такое не светит.
— Почему же? — Мирасоль, полностью сбитая с толку, встревоженная не знала можно ли ей улыбаться или стоит грустить.
Пытаясь понять, что же делать Госпожа Лабеж посмотрела на Розу, а потом на Кони. Глаза фрейлины были красноречивы, и до госпожи Лабеж стало доходить в чём дело.
— К сожалению, с рождения я была больна. С возрастом всё ухудшилось. Никто мне не говорит, но я уверена, что не смогу выносить ниспосланного мне Всесоздателем ребёнка — Роза бодро и печально поведала новой знакомой о своей участи — жалко, конечно. Но ничего не поделать. Не будем о грустном. Лучше скажите, ваш ребеночек он был в капусте, или аист принёс, или в грязном белье завёлся.
— Простите — рассмеялась Мирасоль, укрывая рот ладонью — простите.
— Я рада что вы наконец-то повеселели. Не стесняйтесь улыбаться — сказала Роза, оголяя зубы — только вот что вас рассмешило?
— Вы забавная, госпожа Ханни — вяло и без насмешки проговорила Мирасоль.
Разговор потёк бодрее. Каким-то необыкновенным образом Роза не оказалась просвещена на тему своей «болезни», чему Кони не могла ни радоваться, ни расстраиваться. Просидели новые подружки до темноты. Предметом обсуждения стала книга, что лежала на столике. «За тысячи лье от дома» одного известного хартусского морехода, выживавшего почти три десятка лет на отдалённом острове где-то в зверолюдской резервации. Мирасоль сказала, что замечталась пока читала книгу, и муж её отругал. Но скрыть вожделения к тёплому тропическому раю где-то за горизонтом госпожа Лабеж не могла. После дискуссии Роза вознамерилась посетить ванную, а Мирасоль растопленная её простодушием и долгожданным дружеским общением предложила ей всё необходимое позаимствовать у неё.
* * *
В поместье стоял гвалт. Особенно шумно было в главном зале, где уже накрыли столы. Люстры под потолком неспокойно горели, в камине трещали еловые дрова, разъедаемые пламенем. Каганцы, расставленные по тёмным местам, не давали нужного объёма света, оставляя на периферии множество укутанных мраком уголков.
Толпы народа сомнительной наружности кучковались тут и там. В общей сложности на прием были приглашены чуть поболее полусотни человек. На глаз из толпы выделялся огромный бугай в плаще из чьей-то диковинной шкуры. Лицо и любая видимая часть тела — волосатые словно у пушного зверя. Широкая пасть то и дело отворяется и пиво заливается внутрь бочонком за раз. Приём ещё не начался, так как хозяин не пожаловал, а этот уже соизволил пить. Манер не было от слова совсем, хотя может оно и к лучшему.