Уже несколько недель подряд маленькая девочка с большими темно-синими глазами и толстой, длинной косой, словно маленькая нахохлившаяся птичка, сидела, обхватив руками колени, на парапете, ограждающем крест во дворе монастыря. Она приходила сюда каждый день, забиралась с ногами на парапет и молча наблюдала, за всем происходящим во дворе. Она ни с кем кроме отца-настоятеля не разговаривала. Да и отцу-настоятелю, насколько мог слышать отец Стефан, девочка отвечала очень неохотно и односложно. Отец Стефан знал от отца-настоятеля, что девочка наследная герцогиня, которую отдал до совершеннолетия в монастырь отец, и что у нее нет матери. Ему было жаль ее, и он уже несколько раз делал попытки поговорить с ней, как впрочем, и все монахини, да и монахи монастыря, но девочка угрюмо молчала. Смотрела прямо в глаза говорившему и не отвечала ничего. Она явно никого не боялась и хоть показывала всем своим видом, что общаться не намерена, открытого пренебрежения не выказывала никому. Она ни во что не играла и никогда не улыбалась. Таких детей отец Стефан никогда раньше не видел.
Однажды, после обеда один из паломников, увидев девочку, подошел к парапету, где она сидела и, достав из кармана большое румяное яблоко, протянул ей.
– Возьми, Христа ради, скушай.
Девочка по своему обыкновению, посмотрев прямо в глаза дарителю, ничего не ответила и яблоко не взяла.
Полный седоватый мужчина смутился:
– Ты чего не берешь? Оно вкусное. Из моего сада. Я от чистого сердца… Бери.
Девочка молчала, не отводя взгляда, и яблоко не брала.
Паломник сконфузился, растерянно оглянулся, потом положил яблоко на парапет рядом с девочкой:
– Ну коли сейчас не хочешь, потом съешь, – пробормотал он и поспешно отошел.
Потом, приблизившись к отцу Стефану, тихо спросил:
– Она у вас, что, блаженная?
– Кто ж ее знает, какая она, если молчит она все время? – усмехнулся он.
– Немая что ли?
– Да нет, умеет она говорить, с отцом-настоятелем вон беседует, правда не больше трех слов за раз.
– Тогда и впрямь блаженная… жалко, что яблочко не захотела у меня взять… – расстроено проговорил паломник и поспешно покинул монастырь.
До вечера яблоко пролежало рядом с девочкой, но она даже не коснулась его. Во время вечерней службы, когда все были в храме, отец Стефан подошел к ней.
– Ты что ж это не поблагодарила за подарок? Даже коль не по нраву он тебе, от слова благодарности язык бы не отвалился.
Девочка молча взглянула на него. Ни в глазах ее, ни в лице не проявилось ни одной эмоции.
– Плохо видать воспитывали тебя. Хоть ты и герцогиня будущая, а понимать должна, что грех это на доброту людскую пренебрежением отвечать. К тому же ты сейчас не во владениях своих, а в месте, где Господу служат. А ты ни на службе ни одной не была, ни лба ни разу не перекрестила, даже не здороваешься ни с кем.
Девочка молчала, внимательно, но абсолютно бесстрастно смотря ему прямо в глаза.
– Ну что глазищи свои вытаращила на меня? Уселась рядом с крестом, да еще с ногами. А ну слезь сейчас же!
– Отец-настоятель скажет – слезу, – тихо ответила девочка и отвернулась.
– Нет, девочка, ты сейчас же слезешь! Иначе за косу стащу, – раздраженно проговорил отец Стефан.
Но та даже не шелохнулась.
Тогда отец Стефан схватил ее за косу и стащил вниз.
К его удивлению девочка даже не вскрикнула. Как только он отпустил ее, она встала, посмотрела ему в глаза и тихо, но с большим чувством произнесла:
– Вы не Господу служите, а гордыне Вашей!
– Много ты понимаешь… "гордыне Вашей", – передразнил он ее, – это у тебя ее хоть отбавляй. Сидит, слова никому не скажет. Гордость у тебя только из ушей не капает. Яблоко ей даже ради Христа взять она не позволяет. Хочется ведь съесть, признайся. Просто за подачку это посчитала, поэтому брать и не стала.
– Да не хочу я его. Не хочу, – в тихом голосе девочки послышалось раздражение.
– А что хочешь? – отец Стефан понял, что, наконец, сумел вывести из состояния безразличной апатии.
И тут девочка тихо ответила то, что до глубины души поразило отца Стефана:
– Умереть хочу.
– Что? – ошарашено, спросил он. – Ты, девочка, чего это за чушь несешь? Вот возьму сейчас палку и стукну пару раз, тогда быстро расхочешь.
– Не расхочу, – качнула головой та.
– Значит, буду бить до тех пор пока не расхочешь!
– Правда? – в глазах девочки загорелся неподдельный интерес. – Не остановитесь, пока не скажу, что расхотела? Вы не лжете? Я ведь не скажу… и Вам придется меня убить.
– Во-первых, я никогда не лгу, а во-вторых, ты и двух ударов не выдержишь. Это только рассуждать об этом красиво можно: "Хочу умереть!", а на деле, когда тебе больно и чувствуешь, что смерть стучится, то мысли о смерти исчезают, и что угодно готов сделать, лишь бы избежать ее.
– У меня не исчезнут. Мне действительно незачем жить.
– Посмотрим.
– Посмотрим. Только я хочу быть уверена, что Вы действительно не остановитесь, если я не попрошу.
– Обещаю, я дождусь твоих слов.
– Тогда несите!
– Что?
– Палку.
– Как бы не пожалела ты о словах своих, девочка. Я ведь принесу…