В плену Морфея (СИ)

Собственное имя, сорвавшиеся с розовеньких губ Кристины в столь нежном тоне, заставляет сердце Призрака тихонько, неуловимо для него самого трепетать и ласково греть глухим огоньком изнутри.

— Ты прекрасно рисуешь, — вдруг говорит девушка, отчаянно желая заполнить образовавшуюся между ними тишину, — я случайно нашла несколько картин, пока прибиралась, и, знаешь, они невероятно красивые.

— Боже, — выдыхает Эрик, отводя взгляд в сторону и поджимая губы, — ты то бежишь прочь от меня, то прямо-таки срываешь с петель дверь в самую мою душу…

— Ты изучал меня всю с самых ранних лет по сей день, — с укором говорит девушка, ерзая на краю кровати, — несправедливо, что мне о тебе известно так мало.

— Я не готов рассказать тебе свою историю, — шепчет Эрик и в голосе его сквозит неприкрытая боль, — и вряд ли буду однажды.

Девушка рассеяно кивает, глухо вздыхая. Как бы сильно Кристина не желала услышать о его жизни всё, она понимает…

Понимает, как тяжело ему вспоминать всё то зло, что окружало его с самого рождения, что жестоко било его каждый раз, когда он наивно доверял, что толкало его скитаться по всему свету в поисках надёжного убежища.

Понимает, как нелегко ему было дать ей этот призрачный шанс на прощение, как сложно ему было переступить через себя и собственную гордость, чтобы попытаться вновь поверить своему предавшему однажды Дитя Музыки.

— Как бы то ни было, — откликается она нежно, — я готова тебя выслушать всегда.

— Знаю, — вполголоса отвечает Эрик, поправляя сползшее с его груди одеяло, — теперь знаю.

Он чувствует глухую боль в затылке, разносящуюся эхом по всему телу, вынуждающую стиснуть до скрежета зубы, чтобы подавить готовое вырваться из груди стенание.

— Отдохни хотя бы ночь, — хрипло обращается он к Кристине, надеясь остаться в одиночестве раньше, чем на него накатит невыносимая агония, — прошу, тебе необходим сон, Кристина.

Она неловко пожимает плечами, явно не желая покидать дом у озера, и поднимает на Эрика полный трепетной надежды взгляд, спрашивая вкрадчиво:

— Но ты же позволишь вернуться завтра?

— Если это то, чего ты желаешь, — сдается Призрак, сжимая руки, укрытые одеялом, в кулаки до побеления костяшек, пронзая короткими ногтями тонкую кожу своих ладоней, — а пока нам обоим нужно поспать, хорошо?

— Хорошо, — соглашается девушка, мягко улыбаясь, — только будь осторожнее и не поднимайся из постели лишний раз.

Он заставляет себя усилием воли улыбнуться ей в ответ, и Кристина, наконец, поднимается с кровати, чтобы неторопливо двинуться к выходу из спальни.

— Спасибо тебе, Эрик, — выдыхает она, замерев на секунду на пороге, — спасибо, что поверил.

Едва она покидает комнату, как Призрак резко изворачивается на простынях, отбрасывая в сторону осточертевшую маску, и тяжело выдыхает в подушку.

Решение, приятное им, заставляет вновь и вновь вспоминать о том, чему он стал свидетелем на треклятой крыше театра. Вспоминать о том, как сильные руки виконта де Шаньи тянутся к её хрупкой фигуре, чтобы в следующий миг прижать к себе, защитить от мрака, защитить от Эрика.

Пальцы судорожно сжимают покрывало, пока его душат горькие, отчаянные слёзы; горло вновь сводит чуть ли не до рвотного позыва. Он вновь вверяет свою душу в неловкие руки дитя, словно какую-то игрушку. Вновь подчиняется красивым и теплым словам. Вновь собственноручно обрекает себя на страшные муки, ставя кровью размашистую подпись на договоре, предоставленном самой лживой Далилой, в лице Кристины..

Сегодня он проваливается в сон, вымотанный бесконечной ненавистью к себе и своей слабой воле. Проваливается в сон, не убаюкиваемый нежными касаниями мягких рук самой любимой девушки, принадлежащей как сердцем, так и душой другому, не убаюкиваемый её тонким ангельским голосом, поставленным самим Эриком когда-то.

Этой ночью его обязательным кошмаром становится разрушившая всю его жизнь и сердце помолвка в столь романтичной атмосфере на крыше Гранд-Опера Парижа, вынужденным созерцателем которой он оказался, иронично скрываясь за каменной фигурой богини победы. Ника* ему не помогла. Он проиграл. Этой ночью Она, незримый Ангел, не спасет Эрика от самоистязания собственным сознанием, не остановит его тяжелые, утопающие в мягкой подушке стенания.

Этой ночью он остается один на один со своими кошмарами.

Один в плену Морфея.

Комментарий к Пятая глава

*Ника - греческая богиня Победы.

========== Шестая глава ==========

Тупая боль в голове и горло, саднящее от пролитых за ночь слёз, заставляют Призрака очнуться ото сна. Осознание реальности возвращается не сразу, а лишь постепенно, воскрешая воспоминания о прошлом вечере, ставшим для них с Кристиной новым началом.

Он неловко приподнимается на дрожащих руках, подтягиваясь к спинке кровати, и обессилено облокачивается на холодное дерево изголовья, тяжело вздыхая. Бросив быстрый взгляд на ампулы морфия, Эрик решает убрать их подальше и более не поддаваться соблазну — боль уже не так невыносима, как прежде.