В плену Морфея (СИ)

Боль от иглы, медленно вошедшей в вену, отрезвляет, но лишь на мгновение, а совсем короткое мгновение перед тем, как Кристина поднимет на него виноватый светлый взгляд и смущенно улыбнется.

— Я приготовила для тебя ужин, — говорит вполголоса Даае, чуть двигая к нему тарелочку с горячим рататауем, — может хочешь чаю или что-нибудь еще? Только скажи!

Призрак тихо усмехается, отрешенно качая головой. Ему кажется безумием происходящее сейчас в этой спальне. Кажется безумием нежная улыбка Кристины, даримая ему. Особенно безумными кажутся её нескончаемые прикосновения — нежные прикосновения девушки по его сухой, бледной коже.

Это приятно до головокружения, до жжения на языке, до дрожи в районе ключиц; приятно настолько, что хочется оторвать свою руку от ее, чтобы не сойти с ума повторно.

Это неправильно.

Так не должно быть.

— Меня не покидает ощущение, — вдруг признается Эрик, глядя на неё совсем безжизненным взглядом, — что я умер, упав с той чёртовой крыши, настолько сильно я не верю тебе сейчас, Кристина.

Едва ли не физически девушка ощущает весь холод, источаемый глазами Призрака, весь металл, сквозящий в его голосе. Она вздрагивает и прикусывает губу, не находя нужных слов для ответа.

— Всё это имело место быть еще не так давно, — продолжает он севшим голосом, — когда между нами не было этой бесконечной пропасти непонимания и страха. Тогда, ты сама знаешь, я бы отдал за это всё, но теперь…теперь всё иначе.

— Я вовсе не боюсь, — шепчет Кристина, поднимая на мужчину серьезный взгляд, — больше не боюсь. Я не отходила от тебя ни на секунду, Эрик, я была здесь и видела, как ты страдаешь от этих ужасных травм и ночных кошмаров. Я видела твои слёзы, слышала эти невыносимые крики… И была рядом с тобой настоящим, не прячущимся за дурацкой маской и стеной безразличия. Ты понятия не имеешь о том, что я пережила, пока ты лежал вот так, так…

Она срывается в рыдания, резко отворачивая от Призрака лицо и пряча его в своих маленьких ладонях. Ей самой не до конца ясна причина этих слёз — боль от обжигающих пламенем сердце воспоминаний или упорное отторжение Эриком её нежной заботы. И то, и другое заставляет девушку согнуться пополам, рвано дыша, подавляя слёзы, кричащие о её слабости и окончательной капитуляции пред ним.

Едва ощутимое тепло касается содрогающейся от рыданий спины Кристины, и она на миг затихает, боясь сделать и вдох, разрушить такой робкий, бесценный контакт, внезапно зародившийся между ними по его желанию.

— Я не помню ту ночь, — тихо говорит Эрик где-то совсем близко, обдавая легким дыханием чувствительную кожу Даае, — её будто стёрли из моей памяти.

— Тебе и не стоит её вспоминать, — подавленно шепчет Кристина, пока предательские слёзы продолжают стекать по её щекам к шее, вынуждая кожу покрываться мурашками следом за ползущими дорожками, — я думала…

Она смолкает, тяжело выдыхая, и бессознательно вспоминая те безумные первые сутки после падения Эрика с крыши. Сутки состоящие из абсолютного отчаяния, убивающей бельмесости и такой неправильной безнадежности.

Вспоминая, как с трепетом стаскивала с него перепачканную грязью одежду, обнажая собственным глазам его искалеченное, безобразное тело, покрытое многочисленными шрамами и обширными гематомами.

Вспоминая, как молила о прощении, блуждая взглядом, затуманенным слезами, по его нечеловеческому лицу, жадно запоминая каждую мелкую черту, будучи уверенной, что Призрак не позволит такого после.

Вспоминая, как он просил остаться, как просил не покидать его, оказавшегося в западне кошмаров из прошлого, кошмаров, не дающих ему забыть о самом диком, что ему пришлось когда-то пережить.

— Что? — рассеяно спрашивает Эрик, невольно сжимая слабыми пальцами её плечи.

— Думала, что никогда больше не смогу увидеть солнца, всходящего в необычайных глазах моего Ангела, — заканчивает она, почти переставая плакать и только глядя пустым взглядом в тёмный угол спальни, — и понимала, что нет ничего страшнее этого.

Укор совести заставляет мужчину прикусить губу и чуть отстраниться от Кристины, обдумывая всё, от неё услышанное. В его душе бушует какой-то сумасшедший карнавал эмоций и чувств, вынуждающий голову кружиться от тяжести принимаемого в один миг решения. Решения, способного изменить между Маэстро и его юной подопечной всё, способного как разрушить в мелкую пыль, так и начать их историю с чистого листа.

— Я давно перестал верить людям, Кристина, — отвечает он дрожащим от напряжения голосом, после продолжительной паузы, — и я правда не знаю, как научиться это вновь делать с тобой.

Она не может поверить услышанному. Не может поверить в данный ей волею самих Небес шанс. В уголках светлых глаз вновь собирается влага, знаменующая такое долгожданное облегчение, и Кристина смаргивает её легким взмахом длинных ресниц.

— Мне всё равно, сколько времени на это потребуется, — выдыхает она, не силясь скрыть улыбки, тотчас заскользившей по бледному лицу, — Эрик…