— Элис, ты идешь? — холодный мужской голос внезапно просачивается вглубь разума, заставляя вынырнуть из воспоминаний трехгодовалой давности.
— Еще пара штрихов.
Стою перед зеркалом в гардеробной. Поправляю макияж, точнее делаю вид. И думаю, как бы обернулась моя жизнь, если бы я послушала маму. Где бы я сейчас училась? С кем бы общалась? Смогла бы зарабатывать так много, чтобы оплатить лечение отца?
Вряд ли…
Но в чем-то мама оказалась права. Я осталась у разбитого корыта. Одна. Без карьеры. Без друзей. Без поддержки. В полном одиночестве. Порой я возвращаюсь к ее словам, вспоминаю нотации, которые она читала, когда я надевала в школу чересчур короткую юбку. Вспоминала и проклинала свое существование. Сама виновата в том, что произошло. Оказалась ни в том месте и ни в то время.
Теперь я здесь. Во власти одного мужчины, который в состоянии вознести меня на небеса или опустить на самое дно. Хорошо ли это? Пока не решила. Нужно решать проблемы по мере их наступления. А моя следующая проблема заключалась в мероприятии, на которое мы идем.
— Прекрасно выглядишь, — произносит Уильям, стоя у дверей гардеробной.
Встречаюсь с холодными голубыми глазами в отражении зеркала. Они медленно пробегаются по телу. По черному элегантному платью от Дольче, по стройным ногам в черных лодочках. Мой пепельный блонд выделяется на фоне траура, но ничего. Вряд ли на меня кто-то обратит внимание.
— Спасибо. Ты тоже ничего, — осматриваю в ответ идеально сидящий черный костюм. Наверное, не стоило зацикливаться на его одежде — с его внешностью подошло бы все, что угодно.
— Ты взяла нож?
— Нож? — не отрываю непонимающий взгляд от мужчины. Он подходит ко мне, преодолевает расстояние между нами. Шаг за шагом. Только сейчас, когда он стоит прямо за моей спиной, замечаю через отражение в сильной руке небольшой карманный нож.
— Не двигайся, — приказные нотки невозможно не заметить. Клоун.
— Больно надо.
— И лучше помолчи.
Ха! Да запросто! Только зачем ты поднимаешь подол платья? Решил поиграться? Вряд ли это уместно на похоронах. Надеюсь, ты оставишь меня в трусиках. Дань уважения покойному я отдам иначе.
Но ничего из моих предпложений не сбывается. Уильям оттягивает резинку чулка, располагает мой ножик на внутренней стороне бедра аккурат со шрамом, и одергивает платье обратно.
— Выдыхай.
Я что, в этот момент не дышала? Но почему? Эти мгновения длились так долго, я бы задохнулась. А его прикосновения к обнаженной коже над чулком… Я не могла не вдохнуть побольше воздуха в легкие. Чисто физически не могла. Потому что эти касания, сравнимые с ощутимыми импульсами, выбили остатки кислорода.
— Поехали. Нам нельзя опаздывать.
— Где похоронят Аврору? — спрашиваю в надежде узнать хоть что-то о подруге. Я ничего не слышала о ней. Ни о теле, ни о родных, которые захотели бы похоронить ее на родине в Ирландии, ни о друзьях.
— Я не выяснял.
Жаль. А я так надеялась хотя бы навестить подругу. Положить цветы на могилу, постоять рядом с надгробием, поплакать. В одиночестве. Мне это необходимо как никогда.
В тишине мы доезжаем до церкви. Уильям молчал, а я не посчитала нужным общаться на «светские» темы. Вокруг припарковано много дорогих машин. От них пахло роскошью, изысканной жизнью. Показушностью. Где угодно эти люди готовы продемонстрировать свое величие, даже в траурный день.
— Ни с кем не общайся, держись рядом со мной. По возможности приглядывайся к другим. Если найдешь что-то подозрительное, немедленно сообщи.
— Мы точно приехали на похороны?
— Если включишь мозги, то поймешь, зачем я говорю тебе это.
— Нельзя повежливее?
— Нет, — спокойно отвечает мужчина. Подонок! — Не дуйся, играй свою роль. И открой бардачок, там будет…
— Откуда у тебя пистолет? — округляя глаза, спрашиваю мужчину, когда открываю бардачок возле себя.
— Я просил не задавать лишних вопросов, — произносит жестче, чем раньше.
— Я не хочу иметь дело с бандитом!