Наконец подошла минута, когда должны определиться итоги нашей долгой подпольной работы. Впервые на экстренное совещание подпольного политцентра собираются все командиры подразделений. Конспирация больше не нужна, больше незачем прятаться друг от друга, потому что одинаковая участь ожидает всех нас и путь у всех тоже один.
Очень немногословно, очень конкретно проходит это совещание, и очень лаконично звучит решение:
— Выступаем в 15 часов 15 минут по сигналу: разрыв гранаты у угловых ворот. Всем подразделениям действовать по варианту номер три. Оружие получить немедленно!
Во всех блоках, во всех флигелях яркими факелами вспыхивает восторг: это политработники впервые в Бухенвальде, не таясь, а во весь голос читают воззвание подпольного центра:
«Товарищи!
Фашистская Германия, потрясшая мир чудовищными зверствами, под натиском Красной Армии, войск союзников и тяжестью своих преступлений рвется по частям. Вена окружена, войска Красной Армии наступают на Берлин, союзники в сорока километрах от Ганновера, взяты Вюттербург, Зуль, Гота, идет борьба за Эрфурт.
Кровавый фашизм, озверенный своими поражениями, в предсмертных судорогах пытается уничтожить нас. Но часы его жизни сочтены. Настал момент расплаты. Военно-политическое руководство подпольной организации лагеря дало приказ в 3 часа 15 минут начать последнюю беспощадную борьбу с фашизмом.
Все как один на борьбу за свое освобождение! Смерть фашистским зверям! И будь проклят тот, кто, забыв свой долг, спасует в этой последней, беспощадной борьбе!
Наш путь героический! В этой героической борьбе победа будет за нами!
Все как один, подчиняясь военной дисциплине, приказам и распоряжениям командиров и комиссаров, презирая смерть, горя ненавистью к врагам, — вперед трудным, но боевым путем к свободе!
Смерть фашистским извергам!
Да здравствует свобода!»
СВОБОДА БЕРЕТСЯ С БОЮ
Злобным пулеметным рыком взлаивают сторожевые вышки, веером рассеивая пули по улицам Бухенвальда. Но, несмотря на это, от угла к углу по лагерю перебегают люди.
Как молодая мать нежно прижимает к груди новорожденного, так каждый из этих людей лелеет длинный сверток, обмотанный одеялом или полосатым халатом, и когда человеку приходится падать в ближайшую канаву, укрывая голову от свистящей смерти, то под распахнувшейся полой халата или углом одеяла можно увидеть тускло поблескивающие стволы винтовок или отполированные шейки прикладов, так и просящиеся в правую руку.
Из карманов, из-за пазухи торчат ручки самодельных гранат, пистолеты. Глаза горят неподдельным счастьем.
Оружие! Наконец-то, долгожданное оружие. Подпольная организация, наконец, открыла свои тайные арсеналы. Годами собранное по винтику, по пружинке, оно нежно ласкается руками заключенных. Каждый такой сверток вызывает бурю восторга, удивления, и только те, кто сам принимал участие в заготовке и сборке оружия, скромно улыбаются с чувством хорошо выполненного долга.
Появляются батареи бутылок с горючей смесью и привязанными к ним пробирками с самовоспламеняющейся жидкостью. Винтовки и пистолеты распределяются между заранее выявленными хорошими стрелками. Каждый из них знает свое место и свое назначение в предстоящем бою. Бутылочники деловито раскладывают свое хрупкое оружие по карманам, крючники аккуратно, наподобие техасского лассо, свертывают длинные крепкие веревки с железными крючьями на концах. Им первым под прикрытием огня товарищей предстоит штурмовать сторожевые вышки. И те, и другие прошли специальную тренировку, но чувствуется, что все волнуются в ожидании смертельной схватки.
— Ух, и долбанем, товарищ старший лейтенант! — потирает руки «Москва».
— Я же тебе сколько раз говорил, чтобы не называл меня так!
— Теперь можно, — смеется он. — Все равно все знают, что вы нами командуете.
Еще раз созываю командиров рот и перед каждым ставлю конкретную, боевую задачу. Вот они, мои ближайшие друзья и помощники, сидят передо мною, и у каждого по-разному выражаются его чувства.