В подполье можно встретить только крыс…

Левко Лукьяненко. Жизнь его перевалила уже за пятьдесят. И из них восемь отданы бесцельной и бессмысленной службе в армии, а пятнадцать — в заключении. Сейчас Левко снова в лагере (особого режима) и снова на пятнадцать лет! Кончится срок заключения к концу жизни. А может, и не доживет он до конца срока. Не всем же удается дожить до шестидесяти семи. За что же такая кара? За то, что Бог наградил джефферсоновским складом ума и характера. Единственное, о чем он мечтал, это о том, чтобы его народ жил в самостоятельном государстве как равный в среде равных, говорил на своем родном языке, пользовался своей национальной культурой. Этого он добивался не террором, не призывами к восстанию, а используя конституционные права. И он написал программу независимости Украины, как в свое время написал ее для Америки Джефферсон. Но Джефферсону поставлен памятник, а Левко Лукьяненко колониальные власти приговорили в расстрелу. Потом «смилостивились» и заменили расстрел пятнадцатью годами. Весь этот срок он отбыл, но, вернувшись на родину, мечту свою не оставил. С созданием Хельсинкской группы на Украине вступил в нее. И снова арестован. И снова осужден. И снова на пятнадцать лет. Что же он такое опять совершил? Группа в своем итоговом документе по этому вопросу пишет: «Л. Лукьяненко группа обязана своими юридическими программными документами и ее этическими установками». Иначе говоря, снова джефферсоновский подвиг и снова жестокая беззаконная кара. Пытаются уничтожить выдающегося человека. Такие люди, как Лукьяненко, — гордость для любой нации. Они гордость человечества! И человечество обязано принудить коммунистических колонизаторов вернуть свободу этому человеку.

А вот белорус Михаил Кукобака. Он рабочий. Сейчас он в лагере. Получил три года строгого режима за серию статей «Встреча с Родиной» — это рассказ о русификации Белоруссии, о сознательной политике ликвидации белорусской национальной культуры. Увидя это, Кукобака вступил в борьбу. Он уже не новичок. Это второе его заключение.

Впервые он был арестован в 1969 году за выступления, квалифицированные как антисоветские. Тогда его направили в спецпсихбольницу, где он пробыл шесть лет.

После выхода из больницы его снова несколько раз пытались загнать в «психушку», но благодаря энергичному противодействию «рабочей комиссии по психиатрии» эти попытки были сорваны. Тогда власти пошли на арест и осуждение.

Пять человек четырех различных национальностей связаны одной судьбой, одной борьбой. И немалую роль в их объединении играет «самиздат». Он познакомил меня, например, с киевлянином Леонидом Плющом. Его острые письма, разоблачавшие разложение партийно-государственной верхушки, произвели на меня сильное впечатление. И когда мы, встретившись у Петра Якира, познакомились, наши отношения очень быстро переросли в дружеские. Особенно сближало нас то, что критику строя в то время мы оба вели с марксистских позиций. Леонид явился серьезным подкреплением для нашей «коммунистической фракции», которая со смертью Павлинчука и Костерина ослабла весьма существенно. Но недолго продолжались наши дружеские встречи. Мой арест прервал их. Потом арестовали и его. Обоих нас ждали «психушки» и последующее изгнание из страны. Встретились мы только через восемь лет — в 1978 году в СШД.

«Самиздату» я обязан и знакомством с Миколой Руденко. Вскоре после второго освобождения из психиатрички мне удалось прочитать в «самиздате» несколько его писем в ЦК КПУ. Из них мне стало ясно, что несмотря на разницу в возрасте, коренное различие в жизненных путях, у нас есть важное обшее. Оба мы, каждый в свое время, самозабвенно уверовали в марксизм-ленинизм, но одной верой не ограничились, а попытались понять его суть. Упорно продирались, без компаса и ориентиров, сквозь дебри марксистско-ленинского многотомья. «Капитал» я, например, читал пять или шесть раз — все хотел понять. Но понял в конце концов только то, что понять его нельзя, что не только я, но и никто из пропагандистов марксова наследия его не понимает. Приблизительно таким же путем, но значительно более глубоко вникая в суть прочитанного, шел Микола Руденко.

Когда мы встретились в апреле 1967 года, я уже знал основные данные его биографии, у нас было много общего, может, и незаметного для постороннего взгляда, но, тем не менее, реального. И Микола Руденко и я из простой трудовой семьи. Я из крестьянской семьи, а он — сын шахтера.

Его отец погиб при горноспасательных работах, когда Миколе было всего шесть лет. Семья жила в нужде на нищенскую пенсию, назначенную за погибшего отца. После средней школы Миколу призывают на действительную военную службу в войска КГБ. Здесь комсомолец Руденко вступает в партию. После демобилизации поступает в Киевский университет, намереваясь стать журналистом. Но началась война. И Микола, у которого была чистая отставка (не видит на один глаз), уходит из своего района в другой и там, обманув медкомиссию, вступает в армию добровольцем.