У папы были большие руки, но на его коленях теперь лежали худые, старые ладони с сетью вен, выступающих под кожей.
– Но я ждала, а ты все не шел. Тогда я сама отправилась тебя искать. Я зашла к тебе в комнату. Мама говорила, что мне туда нельзя, но я очень по тебе соскучилась. Тебя не было так долго. Ты постоянно пропадал.
Я постаралась убрать из голоса обиду. В сокрытии настоящих чувств мне не было равных, но иногда что-нибудь невольно да просачивалось. Мама меня никогда не любила, но папа – души во мне не чаял. Я была его избалованной девочкой. Одна проблема – он часто уезжал в командировки, на приемы, куда-то еще. Это было давным-давно, и я за это его простила, но чувство одиночества осталось.
– Я увидела на полу твой костюм и подобрала. В рукаве была дырка, и я знала, папа. Знала, что его пожевал Атлас. Я так испугалась. Побежала его искать. Он любил прятаться у тебя в гараже. Ты об этом знал? И вот я пошла туда и увидела его. Увидела кровь и белый мех на твоем рабочем столе, молоток, которым ты его убил… он так и лежал в крови. Я знала, что это сделал ты, потому что я спряталась под столом, услышав, как ты идешь, я видела, как ты убирал тельце, видела твое лицо. Ты был расстроен.
Я царапала свои руки, зная, что бежит кровь, но ничего не чувствовала.
– Тем вечером, за ужином, когда ты сообщил, что у тебя для меня плохие новости, я хотела, чтобы ты сознался. Но вместо этого ты мне соврал и сказал, что Атлас убежал. Ты соврал мне, папа.
Колени задрожали, и я упала перед ним, схватившись за ручки кресла. Меня трясло. Я держала это в себе так долго и никогда не забывала. Почему я решила рассказать ему об этом сейчас? Может, потому, что боялась, что скоро его не станет. Он умрет, покинет меня. Снова.
– Но я хочу, чтобы ты знал: я тебя прощаю. Я понимаю, почему ты мне соврал. Ты хотел меня защитить. Не хотел делать больно. Не хотел, чтобы я тебя ненавидела. Не хотел, чтобы я узнала, какой ты на самом деле. Ведь у каждого своя роль, правда, папа?
Он, наконец, открыл глаза, но ничего не сказал.
И не нужно. По его взгляду я поняла, что он меня слышал и что был благодарен и огорчен. И что он очень меня любил.
Я встала и ушла.
У каждого своя роль, и якшаться с таким подонком, как Джастин, было частью моей жизни. Я переоделась в темно-алое платье с длинными рукавами, чтобы прикрыть царапины на руках, и сказала ему ждать меня в фотостудии кампуса, где я хранила оборудование. Меня ждала фотосессия с толстозадой светской львицей, с которой я познакомилась на прошлой неделе. Она мне была абсолютно омерзительна, но дружила с моим любимым дизайнером и наверняка расскажет ей обо мне, если я ее впечатлю. Дела есть дела.
У Джастина тоже была своя роль. Я могла его использовать, чтобы присматривать за Кальбиком, пока я была в Париже или в других местах, куда меня засылала мать. Он – тот, кто мог избавиться от ненасытных шлюх, которые хотели урвать то, что принадлежало мне.
Калеб принадлежал мне. Я была у него первой.
Все понимали, что когда-нибудь он на мне женится. Мы идеально друг другу подходим. Наши семьи дружили, и мы знакомы всю жизнь. Об этом знали все – кроме этой суки Вероники. Я ненавидела ее так, как никого прежде.
Я уже шла в фотостудию, как вдруг застыла на месте. Я наблюдала, как она шагала по коридору, наклонив голову. Лицо острое, почти лисье, с большими глазами и широким ртом. Она носила джинсы и белый топ, на фоне которого ее золотистая кожа блестела, но я-то знала, что шмотки эти достались ей от Армии спасения.
А блеск, по-видимому, был оттого, что она трахалась с Калебом днем и ночью. Не могу ее винить. Перед ним невозможно устоять. Я даже не ревновала. Он вел себя как любой парень. Скоро он ее выкинет и снова будет со мной.
Я наблюдала, как длинные, темные волосы покачивались за ее спиной, – этим она мне напомнила дешевую шлюху.
В голове раздался голос матери.
И что в ней нашел Калеб?
– Она чертовски сексуальная. – сказал Джастин, подходя ко мне.
Я поглядела на него с омерзением.
– Ты трахаешь все, на чем есть юбка.
– Ты юбки не носишь, но я-то тебя уже трахнул.
– У меня бывал секс и получше. – Я усмехнулась.
Он терпеть не мог, когда на него смотрели свысока.
– Проследи, чтобы Калеб ее не увидел. Мне надо поговорить с этой сукой.
– О-о-о. Девчачьи бои. Можно посмотреть?
Я задержала дыхание, заметив в коридоре Калеба. Если он пройдет дальше, то увидит Веронику. Нельзя этого допустить.
Калеб – человек честный и очень заботливый. Даже в детстве мы из-за этого часто попадали в передряги. Я вечно просила его соврать, придумать легенду, но он никогда не лгал. Он говорил правду и нес за нее ответственность.