Читаем В погоне за праздником полностью

Наверное, вы ждете, что я поведаю, как увидела нечто чудесное, белого волка или еще какую редкость, которую мне бы ни за что не увидеть, если бы не поднялась так рано, однако ничего такого необычного не случилось. Я просто сидела перед трейлером, ощущая, что вот это, здесь и сейчас, и есть моя жизнь. Я – Элла Робина, жена Джона, мать Синди и Кевина, бабушка Лидии и Джозефа, проживающая в Мэдисон-Хайтс, штат Мичиган. Я думала, что в моей жизни не случилось ничего слишком ужасного или невероятно прекрасного, а все нормальные вещи были. Я прожила ничем не примечательную жизнь. Мне всего-то нужны были мой дом, любовь и благополучие близких, и ничего сверх того. Я понимала в тот час, что не было никакой особой причины мне родиться на Земле, но вот она я, вижу с восторгом красоту этого мира и счастлива быть здесь. Это и было мое идеальное мгновение.

В тот миг я познала свою жизнь. Скоро я познаю свою смерть. Как знать? И это, возможно, будет идеальное мгновение. Хотя я сомневаюсь.

– Думаю, мне пора вздремнуть, – сообщает Джон чуть погодя.

– Я налью тебе пепси, Джон, – отвечаю я, – и попробуем осилить еще несколько миль.

Здорово! Теперь я рассуждаю, как он. Но мы и правда мало проехали. Наверное, сто тридцать миль с утра. Мне бы хотелось к вечеру добраться до Техаса.

– Ладно.

Я тянусь к старому металлическому бару-холодильнику за капитанским креслом, чтобы достать Джону пепси. Кисловатый запах напоминает, что, выезжая из дома, я сунула туда маленький кусочек сыра “Пинконнинг”. Теперь он плавает в воде. Обтираю бутылку тряпкой, завалявшейся под сиденьем. Пепси теплая, но сойдет. Мы оба не любим ни слишком горячее, ни слишком холодное. Протягиваю Джону бутылку. Он зажимает ее между ног и пытается открыть. Трейлер мотается от одной обочины к другой.

Я выхватываю руль.

– Господи, Джон, погоди! Сейчас я ее открою. – Отпустив руль, сую руку между его ног.

– Эй, юная леди, аккуратнее – не за то хватаете.

Невольно я смеюсь. Хлопаю Джона по руке, отвинчиваю крышечку и протягиваю ему бутылку.

– Старый развратник, – говорю я, а он отпивает вволю и словно в ответ мне громко рыгает и ухмыляется до ушей. – Очень мило. Надеюсь, ты собой доволен.

Я отнимаю у него бутылку и делаю небольшой глоток. Газировка теплая, приторная, шибает в нос, но освежает пересохший рот и успокаивает желудок, который, естественно, уже бурчит после обильного ланча. Возвращаю Джону бутылку, и он снова долго тянет из нее.

И тут я замечаю в зеркале заднего вида, рядом с Джоном, промельк сигнальных огней.

– Джон!

– Что?

– По-моему, за нами гонится полиция.

Он косится в зеркало, хмурится. Трудно понять, раздосадован или же сбит с толку.

– Джон, я думаю, надо остановиться.

Джон снова смотрит в зеркало, потом на дорогу.

– Он не за нами.

– Боюсь, все-таки за нами, Джон. Остановись.

– Элла…

– Черт побери, Джон! Тормози.

– Сукин сын! – ворчит он, нехотя сворачивая на обочину. Полицейская машина приближается, не проезжает мимо. Горло сжимается от испуга: неужели дети объявили нас в розыск? Поглядывая со своего сиденья в зеркало Джона, я вижу, что полицейский направляется к нам.

– Джон, делай, как он тебе скажет.

Не дай бог, найдет на Джона дух противоречия как раз при полицейском. Я хочу добраться до Калифорнии.

– Права и регистрацию, будьте добры, – говорит полицейский. С виду ему лет тринадцать, на подбородке царапина – порезался при бритье. Небось, и бреется раз в месяц.

– У меня в бумажнике. Минутку, – говорю я. Полицейский внимательно смотрит на меня.

Плохо дело – бумажник лежит там же, где припрятан пистолет Джона. Я скалюсь, выставляя напоказ полицейскому вставные челюсти, и шарю в объемистой дорожной сумке в поисках бумажника, стараясь при этом не подцепить пистолет. Полицейский уже не смотрит на меня, перевел взгляд на Джона (преимущество старухи – никому в голову не придет, что ты перевозишь что-то незаконное). Наконец нахожу бумажник, вытаскиваю права и регистрацию, передаю полицейскому. Все это время Джон молчит. Тем лучше.

– Мистер Робина, я остановил вас, потому что заметил, как ваш трейлер несколько раз перестраивался с одной полосы на другую.

Я поднимаю повыше бутылку пепси:

– Это моя вина. Я дала Джону газировку, а он не смог открыть. Надо было мне сначала самой ее открыть.

Полицейский глядит на меня в упор:

– С вашего разрешения, мэм, я бы предпочел, чтобы мистер Робина сам ответил на вопрос.

Ох-ох-ох. Если Джон брякнет какую-нибудь глупость, мы оба угодим в каталажку. Или того хуже – нас вернут в Детройт.

– Я только пыталась объяснить…

– Прошу вас, мэм. Итак, мистер Робина, что тут произошло? – Сощурившись, он изучает Джона.

Глянул на полицейского, Джон кивает:

– Все так, сэр. Я пытался открыть эту штуку.

– Эту штуку? – Полицейский пристально смотрит на него.

Джон откашливается.

– Эту штуку. Эту… эту бутылку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее