В погоне за праздником

– Джон, пожалуйста! Я ползла сюда всю дорогу. Еле разбудила тебя.

– Я пойду спать в постель, – заявляет он, потирая глаза грязными пальцами.

– У тебя все равно не получится забраться в трейлер, пока не поможешь мне залезть.

И он шагает ко мне, поначалу качаясь, – наверное, ноги занемели от лежания на земле. Но постепенно походка становится увереннее, шаг – длиннее, таким, как обычно. У него просто выдался неудачный вечер. Только и требовалось разбудить его и раздразнить, чтобы вызвать прилив адреналина.

Джон вытаскивает из розетки трейлера удлинитель, и прожектор гаснет. Затем делает шаг к двери. Нависает надо мной, и взгляд вдруг становится другим.

– Ты вся перепачкалась, – говорит он, глядя на меня уже не с гневом, а с нежностью.

– Помоги мне подняться, Джон, – прошу я.

Джон хватается за большую металлическую ручку – давным-давно он приделал пару по обе стороны от двери, – наклоняется вперед, и я протягиваю руки, ожидая, что он поможет мне встать. Но вместо этого Джон наклоняется сильнее, опускается на колени у моих ног и принимается завязывать мой ботинок. Мне трудно возиться со шнурками, и часто он завязывает их на мне. Казалось бы, сейчас не до шнурков, но раз Джон считает это нужным, я ему не стану мешать.

Джон затягивает кривоватый, но надежный бантик на моем грязном ортопедическом башмаке.

– Спасибо, Джон, – говорю я мужу.

Он улыбается:

– Не за что, милая. Ты чего только для меня не делаешь.

Неожиданно он подается вперед и целует меня в губы. Я чувствую трещинки на его губах, обветренную кожу, но все же это милые, знакомые губы. Касаюсь ладонью лица, на котором уже проступила щетина. И тогда Джон хватает меня за локоть и отрывает от трапа.

Я на ногах. Мы еще не мертвы. Ноги дергает, но они в состоянии удержать меня, когда я поворачиваюсь и обеими руками хватаюсь за ручку по другую сторону двери. Подтягиваю стопу на первую крошечную ступеньку, затем на вторую. Еще миг – и на третью.

– Погоди, – останавливает меня Джон и принимается стряхивая с моей задницы грязь.

– Мы тут всю ночь проторчим, если ты вздумаешь мою корму целиком очищать, – предупреждаю я. Замучилась так, что даже засмеяться не могу.

– Тсс, – отвечает он, поглаживая, пытаясь оттереть.

Я умолкаю и предоставляю ему позаботиться обо мне. Постепенно я успокаиваюсь. Ноги перестают дрожать. Дыхание выравнивается. Вот уж не ожидала, что похлопывание по заднице поможет, а оно помогло. Прикосновения Джона с годами не изменились, такие же деликатные, хотя руки его загрубели, одеревенели, выступили суставы, кожа покрылась пятнами, как и повсюду на его и на моем теле. Во мне – сквозь дискомфорт, страх и усталость – чуть шевельнулось желание. Стою на ступеньках, обеими руками цепляясь за опору. Закрываю глаза.

Мы проспали до 13.35 следующего дня. Чувствую себя словно после десяти раундов с Рокки Грациано. Слезы проступают еще до того, как я открываю глаза. Отчасти из-за дискомфорта, но еще больше потому, что теперь я знаю. Дискомфорт лишь приблизил меня к этому знанию.

Перед сном я приняла все свои лекарства плюс две маленькие голубые таблетки, затем дала Джону три тайленола усиленного действия и валиум. Заперла дверь изнутри. Обошлось без полуночных визитов в туалет, никаких помех, никаких неприятностей с Джоном. Изнеможение взяло верх над всеми нашими недугами. Они забились в уголок, непривычные к такому недостатку внимания.

Не могу решить, ехать сегодня дальше или остаться здесь и передохнуть. Вспоминается Кевин, всегда предпочитающий осторожность. “Мама, если ты устала, тебя потряхивает, снижай темп. Именно в такие моменты происходят несчастные случаи. Они всякий раз происходят «ни с того ни с сего»”.

Он, конечно, прав. Даже на постоянном уровне “нездоровья” или “дискомфорта” удается обеспечить некоторую стабильность. Действуешь в уже привычных обстоятельствах. Но когда ты слишком напуган, устал или дискомфорт усилился – тут-то могут случиться всякие нехорошие вещи. Последние два дня подтверждают эту теорию: пробитая шина, попытка ограбления, опасное падение. Девчонка из “Мортон Солт” права: уж как посыплется, так посыплется[12].

Но что-то во мне рвется продолжить путь, двигаться вперед, встретить свой рок и пожать ему руку. Да, року доверять нельзя – парню в кричащем синтетическом костюме в клетку, изо рта воняет, на мизинце перстень с кубиком циркония. Скоро, скоро мы угодим в его царство, он добродушно похлопает нас по спинам мясистой влажной лапой, обнажит в улыбке желтые от никотина зубы и предложит: “Вон ту судьбу? Лучший выбор, поверьте”.

Лень решает за меня. Я проваливаюсь в полубессознательное состояние. Около 15.30 у Джона случается авария в постели. Впервые с ним такое приключилось. Теплая моча просачивается и на мою половину, заставляя открыть глаза. Хоть то хорошо, что нам пришлось подняться. Я чуть было не отругала Джона, но ведь это он не нарочно. И к тому же я слишком устала, чтобы злиться. Нужно снять с кровати белье. Потом я сама иду в туалет.