В погоне за призраком, или Испанское наследство

– С кораблем управится Фил Поллок, наш однорукий боцман, – сказал Кроуфорд. – Надеюсь, что через полгода обо мне забудут. А сейчас мы с вами, Уильям, должны будем купить себе небольшое судно, которое может плавать вдоль берега, да пару рабов, чтобы нести поклажу. Боюсь, это будет непросто сделать, потому что сильных и здоровых негров наверняка разобрали плантаторы, а всякий дохлый сброд, что шатается в порту, нам не нужен. Ну, да подыщем что-нибудь на месте. Давай только поднимемся наверх, чтобы пристроить псину до нашего возвращения.

Они допили ром и по шаткой, скрипящей под их тяжестью лестнице поднялись на второй этаж постоялого двора. Вдвоем они занимали самую лучшую угловую комнату с узким окном, забранным рассохшимся ставнем, через которое нельзя было пролезть и ребенку. Застеленные грубыми одеялами сплетенные из прутьев кровати да огромный деревянный сундук составляли всю обстановку этого номера.

Кроуфорд с почтением усадил на одну из коек свою собачонку и, сняв шляпу, поклонился ей.

– Жди меня, мой маленький Харон! Я вернусь к вечеру, лишь закончу приготовления. Но поутру я соберу своих людей и твою хозяйку, и мы покинем эту дыру...

– Чтобы отправиться в следующую, – закончил за него Харт эту проникновенную речь.

Но Кроуфорд уже не слышал его, он замер и настороженно к чему-то прислушивался. Уильям с беспокойством посмотрел на него и положил руку на эфес шпаги. Кроуфорд выпрямился, и на губах его промелькнула кривая улыбка.

В следующую секунду дверь с оглушительным треском слетела с петель, и сразу несколько бородатых мужчин со свирепыми физиономиями ворвались в комнату. В руках у них сверкали стальные клинки, а на лицах была написана жажда крови.

Кроуфорд, не раздумывая, выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил. Комната наполнилась пороховым дымом. Уильям с металлическим шелестом вытянул шпагу из ножен и бросился в бой. Кроуфорд присоединился к нему.

Один из нападающих сразу же упал, сраженный пулей в голову. Другой, коротышка, в чрезмерном азарте кинулся на Уильяма и чуть ли не сам, как каплун на вертел, нанизал свое тощее тельце на его шпагу. Уильям выдернул клинок, издал победный клич и бросился на следующего, высокого горбоносого мужчину с рожей прирожденного убийцы и абордажной саблей в руке. Они скрестили клинки. Рядом тоже звенела сталь – это дрался Кроуфорд. Негодующим визгом и хрюканьем заходился за их спинами Харон – похоже, перспектива досрочных проводов патрона на поля, поросшие асфоделем, его вовсе не прельщала. Кроуфорд и Харт сражались плечом к плечу, понимая, что скорее всего, они обречены.

Размышлять было некогда, но одна предательская мысль в голове Уильяма все-таки промелькнула: он подумал о том, как несправедливо будет сложить голову в этой грязной дыре, так и не испытав блаженства, которое могла подарить ему любовь несравненной Элейны. Это было действительно обидно. Он, дворянин и образованный человек, дрался с какими-то скотами на позабытом Богом острове размером с лондонский квартал. О, насколько бы ему было утешительнее, если бы более героическая смерть настигла его среди зеленых холмов далекой родины!

Тортуга Уильяму решительно не нравилась. Она не нравилась ему с первого взгляда – это было место, где даже воздух был напоен преступлениями. Казалось, что здесь нашли себе пристанище человеческие отбросы со всего Старого и Нового Света: пираты, похвалявшиеся зверскими убийствами и грабежами, охотники-буканьеры, от которых за версту воняло трупами и прогорклым жиром, рабы, в чьих глазах горела ненависть к поработителям, работники с плантаций, безжалостно угнетаемые хозяевами и сами жаждущие угнетать, владельцы этих самых плантаций, еще более жестокие и кровожадные, чем другие обитатели острова, – все это отребье, обожженное солнцем, отвратительно или безвкусно одетое, снедаемое ненавистью и алчностью, жило в постоянном страхе, точно находилось на мушке у самого Провидения.

По правде сказать, Уильям и сам здесь начал ощущать нечто подобное. Остров Черепахи из маленького Эдема был превращен людьми в осаждаемую крепость: и крутые скалы у побережья, и густые леса, и мощные укрепления форта, и крепкие заборы вокруг жилищ – все свидетельствовало о постоянной готовности жителей острова защищаться и нападать. Через этот клочок суши прокатилось столько войн, что, наверное, каждый фут здешней земли был пропитан кровью. Здесь свирепствовали испанцы и французы, англичане и голландцы, беглые рабы и безродные пираты. Здесь продавали людей в рабство, здесь питались человеческим мясом, здесь вербовали команды для разбойничьих набегов, сюда корабли под «Веселым Роджером» приходили латать пробоины и кренговать днища. Здесь шла бесконечная бессмысленная война каждого со всеми, и жизнь в этом наделе Фортуны была совсем иной, чем в метрополии. Уильям очень скоро понял, что тот, кто зевает на Тортуге, запросто может быть продан в рабство или убит. Люди гибли и пропадали здесь так часто, что это воспринималось как обыденность – такая же, как солнце, ветер или соленая вода.