В погоне за русским языком

– Молод ты, Миша, молоко еще не бросил пить… Вон Левка Пусторослев пошел к Чижову на именины, да не столько пил, сколько слушал, а когда надо, и поддакивал… Старик Чижов и брякни за столом: «Дай-де бог великому государю Федору Алексеевичу здравствовать, а то говорят, что ему и до разговенья не дожить, в Кремле-де прошлою ночью кура петухом кричала»… Пусторослев не будь дурак, вскочил и крикнул: «Слово и Дело!» – Всех гостей с именинником – цап-царап – в приказ Тайных дел. Пусторослев: «Так, мол, и так, сказаны Чижовым на государя поносные слова». Чижову руки вывернули и – на дыбу. И завертели дело про куру, что петухом кричала. Пусторослеву за верную службу – чижовскую усадьбу, а Чижова – в Сибирь навечно. Вот как умные-то поступают…

Здесь тире передают динамику происходящих событий, заменяя слова, о которых читатель сам может догадаться.

А еще оно ставится между двумя частями сложного предложения, если нет союза, но одна часть – следствие другой.

«Хвалы приманчивы – как их не пожелать?» (Крылов).

И, наконец, тире может означать просто промежуток между датами или понятиями, если подразумевается мысль «от… до»:

«Великая Отечественная война 1941–1945 годов»;

«Беспосадочный перелет Москва – Дальний Восток».

* * *

С официозом разобрались. Однако, помимо функции необходимого знака, тире может играть роль и авторского. По-видимому, его очень любил Державин. В уже упоминавшемся стихотворении «Бог» тире встречается много раз: то акцентируя конец строфы:

О Ты, пространством бесконечный,
Живый в движеньи вещества,
Теченьем времени превечный,
Без лиц, в трех лицах Божества,
Дух всюду сущий и единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто все Собою наполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет,
Кого мы нарицаем – Бог!
…
Светил возженных миллионы
В неизмеримости текут;
Твои они творят законы,
Лучи животворящи льют;
Но огненны сии лампады,
Иль рдяных кристалей громады,
Иль волн златых кипящий сонм,
Или горящие эфиры,
Иль вкупе все светящи миры,
Перед Тобой – как нощь пред днем.

То подчеркивая резкие переходы – «скачки мысли»:

Как капля, в море опущена,
Вся твердь перед Тобой сия;
Но что мной зримая вселенна,
И что перед Тобою я?
В воздушном океане оном,
Миры умножа миллионом
Стократ других миров, – и то,
Когда дерзну сравнить с Тобою,
Лишь будет точкою одною;
А я перед Тобой – ничто.

Ничто! – но Ты во мне сияешь
Величеством Твоих доброт;
Во мне Себя изображаешь,
Как солнце в малой капле вод.
Ничто! – но жизнь я ощущаю,
Несытым некаким летаю
Всегда пареньем в высоты.
Тебя душа моя быть чает,
Вникает, мыслит, рассуждает:
Я есмь – конечно, есть и Ты.

Ты есть! – Природы чин вещает,
Гласит мое мне сердце то,
Меня мой разум уверяет;
Ты есть – и я уж не ничто!

Но особенно прославилась своими тире Марина Цветаева. Они служат ей чем-то вроде утка на ткацком станке, с помощью которого она сплетает уникальную, только ей свойственную ткань текста – «сшивая» слова в единые конструкции. Вот так: