На лице адмирала застыла безмятежная улыбка. Захваченный красотой набегавших волн, над которыми носились, пикируя на воду, резвые чайки, он как будто не замечал стоявшего рядом Отто фон Варншторфа.
— Я договорился с руководством военной миссии о том, чтобы вам, граф, были предоставлены самые широкие полномочия,— медленно проговорил он, пытливо всматриваясь в лицо Варншторфа своими блестящими быстрыми глазами.— Необходимо до предела нашпиговать прифронтовую полосу нашей агентурой. Смелее привлекайте к работе беженцев из республиканских областей. Они превосходно знают местность, ненавидят красных и окажутся весьма ценны. Обратите внимание, граф,— мягко улыбнулся Канарис, указывая рукой на акваторию порта,— как удачно сочетаются очертания кораблей с живописной линией побережья. Творения человеческих рук и разума рядом с обнаженной природой.
Сверкающий лаком и никелем «мерседес», упруго приседая на протекторах, мчался по набережной. В нескольких метрах от адмирала он остановился. Выскочил адъютант и, придерживая переднюю дверь, замер.
— Я надеюсь на вас, любезный Отто,— Канарис протянул подполковнику руку.— Больше личной инициативы, учтите мои пожелания.
II
Советский пароход «Андрей Жданов» держал курс к берегам Испании. Золотистые потоки солнца заливали белоснежные надстройки парохода, пронизывали густую бирюзу Средиземного моря.
Николай Павловский с улыбкой смотрел на задремавшего Викентия Матвеевича. Тот полулежал в глубоком шезлонге. В штатском костюме и галстуке Михрюта выглядел как-то непривычно. И Николай, привыкший к военному обмундированию, чувствовал себя неловко в штатской одежде.
Рядом с ними в шезлонгах сидели несколько рослых парней в одинаковых костюмах. Николай по выправке угадывал в них добровольцев. Он вспомнил, с какой болью и тревогой перечитывались в газетах заметки и статьи о событиях в Испании, о помощи, оказываемой Гитлером и Муссолини испанским фашистам. После сообщения ТАСС о зверской бомбардировке гитлеровской авиацией испанского города Герники желание сражаться с фашистами окрепло и не давало Николаю покоя. Он написал несколько рапортов с просьбой послать его добровольцем в Испанию.
И только получив разрешение и оформляя в штабе округа документы на выезд. Николай узнал, что комдив Михрюта тоже едет в Испанию.
Сборы были по-военному недолги. Михрюта посмотрел на упакованные чемоданы и решительным жестом снял со стены саблю.
— Пожалуй, она там пригодится. Как ты считаешь, Коля?
— А что, пусть послужит. Хватит ей на стене пылиться,— улыбнулся Николай.
III
В Мадриде Николая и Викентия Матвеевича принял главный советник при Центральном фронте.
— Положение сложное,— сообщил он.— Фашисты взяли Малагу. Окружают Мадрид. У них перевес в танках, авиации, кавалерии. Поедете в тридцать девятую дивизию. Желаю удачи.
Командир дивизии Рамиро был молод. Слесарь толедской типографии, коммунист, он яростно ненавидел фашизм, кровавого каудильо Франко, лживых монахов. Смело бросался и гущу боя, не кланяясь пулям, но опыта и военных знаний не имел.
Михрюта получил назначение на должность советника при командире дивизии, а Николай стал инструктором. Переводчиком при них определили латыша по имени Янис.
— У нас такое было в восемнадцатом году,— делился Михрюта впечатлениями с Николаем.— Военное искусство на своей шкуре постигали. Ничего, сдюжили. А, знаешь, этот Рамиро толковый мужик, даром что молод и горяч.
Смуглый от природы и загоревший под испанским солнцем Михрюта внешне очень походил на испанца, и бойцы дивизии уважительно называли его «камарада Висенте». А Николая прозвали Николасом.
Дивизия прикрывала дорогу на Мадрид. Особенно досаждали республиканцам наскоки марокканской конницы.
Михрюта предложил сформировать при дивизии кавалерийский отряд. Рамиро горячо поддержал его идею. В штабе Центрального фронта обещали прислать коней. Без устали готовили первые три эскадрона кавалерии Михрюта и Николай.
Штурм начался утром. Закончилась артподготовка, и на окопы дивизии Рамиро двинулись фалангисты в синих форменных рубахах. Ударили пулеметы «виккерс», и дружные залпы охладили наступательный порыв фашистов.
Фалангистов сменили итальянские стрелки в плоских, похожих на тарелки шлемах. Винтовочные залпы отогнали итальянцев. Но другая опасность угрожала республиканцам. Марокканская конница, сверкая саблями, мчалась на траншеи.
— Попробуем ударить во фланг! Прикажите трубить боевой сбор,— отрывисто бросил он Рамиро и, подбежав к адъютанту, выхватил у него повод своего коня.
Марокканцев было в несколько раз больше, но неожиданный удар республиканской конницы во фланг ошеломил их. Зазвенела сталь. Дико всхрапнули кони. Рубя налево и направо, Михрюта носился меж цветных бурнусов, уклоняясь от ударов. «Ну, милая, не подведи»,— шептал он, до боли стиснув эфес сабли.
Сбоку вынесся на него рослый всадник в зеленом бурнусе с круто загнутым клинком. На секунду Михрюта увидел его потное лицо, ощерившийся в усмешке рот с тонкой ниткой усов…
IV