В погоне за жизнью. История врача, опередившего смерть и спасшего себя и других от неизлечимой болезни

Мы учитывали и другие критерии. Например, отсеивали препараты, эффект которых проявляется медленно. В идеальных условиях надо было бы провести масштабное исследование: привлечь много участников, случайным образом назначить им один из этих препаратов и по результатам выявить наилучший вариант. Однако мы не могли позволить себе такую роскошь. Пациент у нас имелся всего один, лекарств – множество, а информации очень мало. Пришлось составить график приема препаратов таким образом, чтобы их действие не накладывалось друг на друга и не затрудняло интерпретацию эффективности. При принятии решения следовало учесть и вероятность успеха. Фактических данных об эффективности препаратов при iMCD у нас не имелось, так что мы ограничивались лишь догадками.

Наконец, необходимо было помнить и о побочных эффектах. Если ты знаешь, что лекарство должно сработать, со многим можно смириться. Но если результативность его под вопросом, лучше свести потенциальные проблемы к минимуму – они могут привести к смерти.

Мне отчаянно хотелось получить четкий план лечения. Это так здорово, когда у твоего врача есть ответы и нет вопросов! Односторонние решения иногда воспринимаются как проявление неуважения, но в кабинете врача все иначе. Скорость и уверенность успокаивают. Быстрота означает, что доктор уже тысячу раз видел такую ситуацию, точно знает, что делать, и все будет хорошо. Можно посмотреть на висящие на стене дипломы – доказательство того, что решение окажется обоснованным. Можно ободрить себя историями успеха: медсестры расскажут о пациентах, которых удалось вытащить с того света. Можно верить, что тебя направила к этому доктору какая-то высшая сила – и не просто так, а чтобы ты выздоровел. Можно молиться, чтобы врача осенило и он сделал правильный выбор.

Ужасно, когда приходится во всем разбираться самому. А если этот вариант не сработает и следовало предпочесть другой? Если ты упустил какую-то информацию, которая могла бы склонить тебя в нужную сторону? Если данные ошибочны? А если рассуждения неверны? За всеми этими исследованиями, статьями, дебатами с экспертами, графиками и деревьями решений нет страницы с ответами. Все только в твоих руках. Моя жизнь зависела от того, прав я или нет. Жаль, что я не продолжил обучение, не прошел резидентуру и не поработал практикующим врачом. Я обладал скромным клиническим опытом – он состоял из практики в медицинской школе – и потому был плохо подготовлен к такого рода ситуациям.

Одним словом, я боялся. И в то же время понимал: человек сам выбирает, с каким страхом хочет иметь дело. Пока я придерживался «теории мироустройства с Санта-Клаусом», я походил на маленького ребенка, ждущего чудес. Дети прекрасно умеют ждать хорошее. И с тем же успехом они ждут, когда случится что-то ужасное. Ночью рододендрон скребет в окно, как чудовище когтями. Ты лежишь в постели. Как быть? Посильнее укутаться в одеяло и… терпеть до утра? Еще можно набраться смелости и пойти разбудить родителей, но ведь в коридоре также полно ужасов.

Непосредственно перед футбольным матчем игрока тоже охватывает страх, но это страх другого рода. Да, эти мощные ребята боятся. Я знаю, что они никогда в этом не признаются (разве что лет через десять после окончания спортивной карьеры, когда у них уже есть несколько автосалонов и больше не надо строить из себя крутого парня). Но они боятся. Мы все боялись. Однако этот страх воспринимается иначе и пробуждает совсем другие чувства. Страх такого рода заставляет человека действовать: прокрутить в голове план игры, вспомнить видеозаписи, подумать о слабом корнербеке противника, который в каждом матче выдает свою защиту. Футболист – не ребенок, у которого есть, в сущности, всего два варианта: замереть или позвать на помощь. Футболист планирует. Он обладает правом голоса. И превращает свой страх в действие.

Страх способен парализовать. И способен помочь сосредоточиться.

Этот рецидив дал мне первый шанс, позволяющий проверить новую гипотезу: именно гиперактивация иммунной системы вызывает iMCD, а не нарушения в лимфоузлах. Если не принимать в расчет все остальное, это было здорово. Мне не терпелось выжать из моего рецидива и лечения как можно больше информации и подкрепить наши будущие исследования солидными клиническими доказательствами. Мне сделали биопсию лимфоузла и взяли образцы крови для последующего анализа. Я по кусочку передавал свое тело в лабораторию. А еще я вооружился списком из пары десятков возможных вариантов лечения в порядке значимости. Я не рубил сплеча, а постепенно приближался к решению.