Практически это было совершенно невозможно сделать. Когда я работал с агентом, о котором мне лишь было известно, что его зовут Рамон Гарсия, в очередном донесении в Центр, где я отчитывался о проведенной с ним операции, высказывалось предложение о выплате ему соответствующей суммы денег. Затем из резидентуры эта информация в виде шифротелеграммы посылалась на имя начальника управления «К», который докладывал ее содержание Крючкову и получал соответствующее указание. Если начальник ПГУ соглашался с предложением резидентуры, он на телеграмме писал «разрешаю», о чем сообщалось в Вашингтон. Только после этого резидентура направляла запрос в финансовый отдел ПГУ, присылавший после этого нам накладную на требуемую сумму денег, которую надо было должным образом заполнить. При этом запрещалось указывать как оперативный псевдоним источника — получателя денег, так и страну, в которой он находится. В накладной содержалась лишь общая фраза о цели выплаты денег — «в соответствии с указанием начальника ПГУ от (дата) резидентура просит выслать (указывалась требуемая сумма)». Я подписывал накладную без указания моего местопребывания, и она с диппочтой пересылалась в Центр. Финотдел ПГУ получал из Министерства финансов необходимую сумму, упаковывал деньги, обращая внимание, чтобы на них не было никаких отпечатков пальцев, и опять диппочтой деньги пересылались в резидентуру. Нигде не оставалось никаких следов, куда высылались деньги, за исключением моего формального запроса, источник которого нельзя было проследить. После передачи агенту денег об этом ставился в известность Центр; естественно, какие-либо подтверждающие этот факт документы, вроде расписки, отсутствовали. Вся эта сложная система в определенном смысле работала на доверии.
Были и другие версии случившегося. В ноябре 1997 года, три года спустя после того, как «Эвенджер» выдал Эймса, Кирпиченко — как уже сказано в самом начале книги — обвинил в этом Калугина, который якобы получил сведения об Эймсе от «своего друга» по имени Виктор, работавшего с агентом. Информация изобиловала неточностями, включая, в частности, утверждение, что я попал в ПГУ благодаря помощи Калугина. В стремлении очернить нас обоих автор даже не удосужился проверить, что я начал службу в ПГУ с 1963 года, когда Калугин в качестве начинающего сотрудника находился в командировке в США. Несмотря на мое возмущение клеветнической статьей, я последовал совету Шебаршина и решил ничего не предпринимать в свое оправдание.
Двумя годами позже бывший сотрудник ПГУ Александр Соколов опубликовал книгу «Суперкрот» с подзаголовком, гласившим: «ЦРУ в КГБ: 35 лет шпионажа генерала Олега Калугина». Соколов изложил в книге ту же самую историю о Калугине и уже помимо имени сообщил и мою фамилию.
В 1999 году я с удивлением узнал, что Ассоциация ветеранов внешней разведки планирует встречу своих членов для обсуждения книги Соколова, только что опубликованной одним из издательств, связанных с СВР. Я решил прийти на это мероприятие. Там присутствовал Кирпиченко, который энергично поддержал выводы автора. Тут я не выдержал, попросил слова и заявил, что книга содержит в отношении меня лживые утверждения, и добавил, что вынужден буду обратиться в суд, чтобы защитить свое имя.
После этой встречи в последующие недели мне звонили многие члены ассоциации с просьбой пересмотреть мое заявление. Мне, в частности, говорили, что обвинения против меня не следует рассматривать как оскорбления, их следует принимать как частное мнение авторов публикаций. Я воспринял подобные увещевания такими же оскорбительными, как и сами обвинения. И я обратился с иском о защите чести и достоинства против Соколова и его издателя в Московский городской суд.
В период рассмотрения моего заявления никто из Службы внешней разведки или ее издательства не сделал какой-либо попытки решить дело миром. Не было никаких извинений. Было очевидно, что Кирпиченко пользуется поддержкой Ясенево. А вот от Александра Соколова я извинения получил. Он объяснил мне, что провел дополнительное расследование обстоятельств дела, вызвавшего скандал, и готов опубликовать новую версию книги, в которой не будет ранее опубликованных измышлений относительно меня.
Суд решил в мою пользу и признал Кирпиченко виновным в халатности, поскольку он опубликовал беспочвенные обвинения. Отметив в приговоре, что незаслуженно пострадала моя репутация, суд полностью восстановил мое честное имя. Копию решения суда я переслал в СВР, в ответ — молчание.