В поисках Божества

Повторяем, что эти столкновения почти никогда не вызывались самими христианами. Возможно, что где-нибудь на Востоке, в особо экзальтированной среде, идеи отрицания всего земного могли сказаться в открытом выражении презрения к государственному строю: на это у нас нет прямых свидетельств. Есть указания на единичные случаи неуважения к изображениям богов, на попытки разбить священное изваяние, чтобы доказать его бессилие, — но эти случаи относятся к позднейшему времени и свидетельствуют о нараставшем среди христиан озлоблении, как естественной реакции против гонений. Но, вообще говоря, преследования не были непосредственно связаны с такими единичными фактами. Ни уважение к светской власти, ни безусловное подчинение государственной дисциплине и несение всех гражданских обязанностей не могли оградить христианина от возможного во всякую минуту доноса и обвинения в принадлежности к недозволенному сообществу. Далее шла обычная картина судебного процесса, хорошо знакомая нам и по описаниям мученических подвигов, и по официальным документам[115]. Обвиняемому предлагался лишь вопрос о принадлежности к запретной секте и, в случае утвердительного ответа, предъявлялось требование отказаться от звания христианина и воскурить фимиам или оказать иной знак почтения божественному изображению (большей частью императорской статуе). При упорном отказе обвиняемого подчиниться этому требованию применялись пытки, обычные в древнем судопроизводстве, и если не удавалось сломить его упорство, он подвергался казни, согласно законам: римского гражданина ожидало отсечение головы, лица же, не принадлежавшие к привилегированным классам (humiliores), большей частью отдавались на съедение хищным зверям во время кровавых зрелищ, составлявших любимую потеху толпы. В лучшем случае виновных постигала тяжелая ссылка или каторжные работы в рудниках. Что касается лютой смерти в амфитеатрах от клыков хищных зверей, то она не являлась печальной привилегией одних лишь христиан, как думают ныне многие: ей подвергались почти все преступники, и никакого количества их не хватало для удовлетворения кровожадных инстинктов толпы, обожавшей эти ужасные зрелища. И если дикий возглас «Christianos ad bestias!» постоянно раздавался на улицах античных городов, как свидетельствуют о том христианские апологеты[116], то он был продиктован не столько ненавистью собственно к христианам, сколько ненасытной жаждою кровавых потех.

Однако и ненависть к христианам несомненно существовала среди широких масс и доходила до такого неистовства, что представителям власти нередко приходилось вступаться за обвиняемых и ограждать их от разъяренной толпы. Нельзя не подчеркнуть еще раз, что римская власть, в лице проконсулов, префектов и других представителей администрации, относилась к христианам без всякого озлобления и часто проявляла нежелание прибегать к карательным мерам. Мы уже видели, как Плиний своими благосклонными отзывами о христианах пытался отвлечь от них преследование, юридически неизбежное. Известны случаи, когда лица, облеченные судебно-административною властью, испытывали раздражение по поводу упорства христиан именно потому, что это упорство принуждало их подвергнуть обвиняемых законной каре и не давало возможности оставить дело без последствий. Один из проконсулов в Малой Азии при Коммоде, Аррий Антонин (184–185), начавший розыск против христиан, пришел в такое негодование от их готовности заявлять о принадлежности к запретному учению, от их жажды мученической смерти, что всех прогнал и объявил им, что если они так желают покончить с собою, то найдут для того у себя дома веревки. Тертуллиан[117] сохранил нам сведения и о некоторых проконсулах Африки конца II в., принимавших меры к ограждению христиан от тяжкой законной кары: так, один из них (Аспер) открыто заявлял, что ему претят доносы на христиан; другой (Цинций Север) сам сообщал обвиняемым такую формулу ответа, которой судья мог удовлетвориться для прекращения дела.