В поисках человечности (СИ)

Ужас вырвался безумным криком из умирающего тела. Клаус пытался сражаться до последнего, пытался отстоять себя и свою душу, но Катерина впитала сначала его кровь, а потом и силу, забирая память, знания, умения. Всё – и вслед за своими криками, Ульрик услышал пронзительный звук рвущейся струны. Словно его нутро было стянуто, переплетено тонкой паутиной, удерживающей какое-то неземное волшебство. И Катерина вырвала это, оставив ему лишь пустую оболочку.

Вампирша отступила, громко выдохнув, и к ее ногам упал прах.

Опустившись на колени рядом с трэллем, она прижала свою прокушенную руку к его окровавленным губам.

— Пей, скорее лечись. Принц ждёт нас. Сейчас же.

Ее лицо, все так же изуродованное, казалось ледяной маской, сквозь которую просвечивало что-то иное – не Катерина. Не Ульрик. И даже не Густав. На Бэна смотрел совершенно незнакомый ему вампир с усталыми глазами и безнадежной обреченностью в голосе.

— Катерина, это ты?

— Для тебя, это всегда буду я.

(Берлин. Берлинский Городской дворец 30 января, 1543 года)

В приемном зале Принца Бранденбурга собрались все обитающие в его домене вампиры и трэллы. Густав быстро и бесцеремонно объявил Катерину новым Шерифом и Палачом и велел всем присутствующем заявить о своем месте жительстве. Носферату, подчиняясь Яснотке, сообщили всю информацию до малейших деталей. Представили своих слуг. Древняя Яснотка настойчиво называла их гулями, с усмешкой споря о значении с Принцем. Бруджа Мазель немного замешкался, но все же отчитался. У него не было слуг. И ему никогда не позволят. Сенешаль вел себя как должно, он старался не подавать виду, насколько сильно напуган, насколько безумно ошарашен. А еще, только он понимал, что отсутствие Суе и Клауса не случайно. И это понимание пугало Вильгельма лишь сильней.

В 1550 году, когда к власти в Пруссии пришел Альбрехт V⁴, Берлин погрузился в череду мирных договоров и союзов. Город стал наполняться приезжими, желающими устроить свой быт в мирное время. И не только людьми. Обозленный таким пренебрежением его законов, Густав безжалостно уничтожал всех новоприбывших, подключив к этому Катерину. Как-то незаметно это переросло в ее единственную обязанность, и, в конце концов, Густав назначил ее своей личной убийцей, уверенный, что Узы Крови позволят ему полностью ее контролировать. Роль Шерифа много лет оставалась вакантной и никто не смел претендовать на защитника законов Камарильи.

Катерина менялась. Пугающе, стремительно быстро. Слишком легко ей давались дисциплины, слишком легко она получила покровительство Принца. И Вильгельм боялся и ненавидел ее за это.

Как Сенешаль и ожидал, Внутренний круг не оставил диаболистку и ее Сира без внимания. Сначала Архонты, а потом и сам Юстициарий Вентру явились в город разобраться с ситуацией. Но каждый раз Густаву удавалось найти весомые аргументы, убеждающие, что Катерина должна жить, должна защищать Берлин и делать это так, как Густав считает нужным.

А Принц желал сделать из дочери устрашение – опасное оружие, что наводило страх на слабокровных и саббат. И за десятилетия слухи превратили Катерину из хрупкой женщины в чудовище. Коим впрочем, она и являлась.

Почти не способная общаться с людьми из-за своей безумной жажды она стала одинокой, асоциальной и неуправляемо дикой. Убивала слишком много, слишком бесстрастно и бесконтрольно. И Сенешаль, лишенный этого контроля над тем, кто, по его мнению, должен был преклоняться ему, искал любые способы подчинить женщину.

Катерина была его женой, стала сестрой и теперь пыталась командовать, когда дело касалось обучения ее или ее гуля.

Слуга Катерины стал столь частым гостем Вильгельма, что вампир почти не обращал внимания на присутствие смертного. Трэлл ходил за своей госпожой следом, выполняя каждое ее желание, испытывая к Катерине какие-то болезненные эмоции, что выливались из юноши даже без чтения мыслей. Его Вильгельм тоже считал сумасшедшим безумцем и было за что.

И Катерина и Бэнджамин сошли с прямой тропки человеколюбия, столько крови на их руках, столько невинных жертв, что разум очерствел, а душа озверела. Только в отличии от Катерины, Бэн продолжал жить в иллюзиях своей безответной любви к хозяйке. Искал каждый ее взгляд, ловил движения и вздыхал с какой-то тоской, когда она не обращала на него внимание. Эта любовь забавляла Вильгельма, он подначивал мальчишку, которому уж скоро должно было исполниться сто лет, но выглядел он все еще слишком молодо. Заставлял его выплескивать свои, извращенные убийствами и смертями, желания, заставлял снова и снова испытывать боль от разлуки с хозяйкой и ее равнодушия. Мальчишка сам себя накручивал, придумывал поводы страдать и жалеть себя. Сенешалю нравилось вторгаться в его разум, считывать мысли и заставлять переживать о неразделенных чувствах снова и снова. Эта была его игра – развлечение или месть, так как дисциплины вредили разуму смертного.