В поисках Человека

– Ложь! – отбрила она, потеряв всякое терпение. Их продвижение основывается на несправедливости. Эта группа ледяных Кораблей… наемники, служащие Интеллектам. Убийство, Анаксимандр! Вот чем была Гекатомба! Раз уж вы знаете все, должны знать, что цена вашего развития – кровь погибших людей! Вот вам правда!

– Варвары совершенно ни при…

– Еще как при чем! – крикнула она. – Интеллекты запланировали Гекатомбу! И те же самые Интеллекты заключили пакт с варварами. И все они же убили Ойке, c которой вы якобы дружили!

– То, что вы говорите… заслуживает морального осуждения (несправедливо, уродливо (мы считаем, что у справедливости есть некая эстетическая красота)). Можете ли вы нам это доказать (не вашей абсолютной уверенностью (разумными аргументами))?

Внезапно гнев Плавтины схлынул. Она засомневалась. Можно ли рассказать ему о своих снах? Поверит ей Анаксимандр или посмеется над ней? Она вздохнула:

– Все это произошло очень давно, слишком давно, чтобы я могла предоставить вам хоть что-то, кроме подозрений и обрывков воспоминаний.

Она уже не знала, как «Транзитория» выберется из этой ситуации. На долю секунды Плавтина вообразила, как корпус Корабля разрывает взрывом, и задрожала. Она проиграла. Она повторила себе это несколько раз, проникаясь горьким вкусом поражения. Присутствие Анаксимандра на секунду сделалось слабее, словно он укрылся в другом своем мире – в том, существование которого было недоступно для ее понимания. Потом он ринулся обратно, заполнив, как никогда прежде, все сознание Плавтины. Ощущение от монадического модулятора – странное искажение мира – усилилось, так, что Плавтина испугалась, как бы не распасться на части. Трансформация стала более жесткой и тревожащей, чем обычно.

И это касалось не только пространства. Сознание Плавтины разрывалось, из-за искажения ему с трудом удавалось сохранить целостность, словно каждое следующее мгновение оказывалось искривленным по отношению к остальным. Она больше не могла думать о себе, не могла сослаться на себя как на единое «я». Все ее мысленные действия, казалось, происходили вразнобой. Время. Так вот на что он воздействует, – на сырой материал сознания. Она, не сдержавшись, застонала. Аттик рядом с ней протянул руки, пытаясь ее поймать, но слишком поздно. Она падала. Нет. Она оставалась в неподвижности, но распадался весь мир вокруг нее.

– Время, – прошептал Анаксимандр, одновременно произнося тысячу других фраз, от которых она уловила лишь обрывки:

– (Это всего лишь расчленение бесконечной вечности с конечной точки зрения).

– (Это всего лишь ощутимый образ концептуального различия).

– (Оно вообще не входит в наши расчеты).

* * *

Темнота разорвалась и сменилась небом, алеющим так ярко, что Плавтину на миг ослепило. Она пошатнулась и ухватилась за предмет, стоящий ближе всего. Древесный ствол, как поняла она, ощупав его рукой. Все это абсолютно не имело смысла. Где же Анаксимандр? Он бросил ее? Голова закружилась, и Плавтина соскользнула на рыхлую, поросшую травой землю и долго лежала неподвижно. Чувство расщепления, вызванное монадическим модулятором, постепенно проходило. Желудок перестало крутить, голова перестала кружиться – как и ее мысли. Она открыла глаза.