В поисках Человека

– Мы не желаем сопровождать вас, Отон. Я не поставлю на одну доску жизнь моих соплеменников и вашу жажду славы, которую вы оправдываете мудреными рассуждениями. Вы видите будущее через века. Я существо более скромное. Мне всего-то нужно убедиться, что мы переживем следующее нападение. Я не могу отдать вам опытных бойцов.

– У вас нет выбора, – ответил он спокойно.

– Корабля больше нет, а Кси Боотис далеко. Мы надолго здесь застряли. Нам нужно найти способ договориться с варварами, о которых вы говорите и которых, по сути, никто здесь не видел собственными глазами. Или нам придется сражаться с ними до тех пор, пока они не перестанут быть угрозой. Что нам за дело, если армия Виния уничтожит вашего гипотетического Человека?

Отон сухо ей улыбнулся.

– Я вам повторяю, у вас нет выбора. Эврибиад со своим отрядом пойдет за мной.

– Вы меня не слушали! – рявкнула она.

Теперь уже Эврибиад положил лапу на плечо супруге, пытаясь успокоить, но она живо высвободилась и продолжила кричать:

– Вы не слушаете нас, Отон! Мы за вами не пойдем! Вы ничего не можете нам сделать! Вы всего-то… машина!

Все людопсы – в основном слуги Фотиды, и деймоны, стоящие рядом, подняли головы в удивлении. Те, кто понял суть ее слов, уставились на нее в ужасе. Потому ответ Отона услышала куда более широкая публика, чем они предполагали:

– Вы в любом случае мне подчинитесь. За это я благодарю Плавтину, которую вы почитаете, как свою благодетельницу, и которая в этом была мне полезна. Как, кстати, и Аттик.

– Я не понимаю, к чему вы ведете, – слабым голосом сказала Плавтина.

На самом деле она уже все поняла. Аттик, стоящий в нескольких метрах от нее, напрягся; лицо его из бледного стало зеленоватым, и он в отчаянии сжимал челюсти. Рутилий взял его за руку, удерживая и успокаивая. Вокруг столпились зрители, любопытство в них мешалось с испугом.

– Я ведь вам это объяснил после того, как вы решили рассказать о природе Уз Эврибиаду и Фотиде. Вспомните. Я сказал, что, как бы враждебно вы ни относились к моей власти, ваши действия когда-нибудь послужат для нее рычагом. Клянусь Третьим человеком, этот день настал! Вы обещали им помощь, чтобы освободить их расу. Вы это сделали?

Она невольно опустила голову, давая ему то, чего он хотел. И возненавидела Отона за это.

– А вот я, – продолжил он, – я могу это сделать. Я гарантирую будущее их щенкам и потомкам их щенков – навсегда. Разве не сразятся они за меня за такую плату?

– Объяснитесь, господь Отон, – глухо рыкнул Эврибиад.

– Он не может, – ответил Аттик, – как и любой другой автомат. Узы, которые обязывают нас служить человеку, не дадут нам это сделать. Я всем сердцем хотел бы вам помочь, но я тоже этого не могу, как и Отон.

Его слова, пусть и полные горечи, звучали, словно вызов хозяину, и Рутилий ни разу не шевельнулся, чтобы прервать его или возразить. Самые прочные связи распадались под давлением происходящего. Но это – как и все остальное – ничего не даст. Плавтина теперь понимала, к чему ведет Отон. На его месте она, возможно, сыграла бы по тем же нотам. Она прикрыла глаза. Живот у нее сводило от тревоги, кровь стучала в висках – проклятие биологического организма, которым ее наделили при втором рождении и который только ослаблял ее в поединке с решительным противником.

– Аттик прав, – признал Отон. – Но поглядите вокруг. Человек от нас всего в нескольких сотнях километров. Он может изменить все – для каждого.

– Как он сделает то, чего вы сотворить не в силах? – спросил Эврибиад.

А вот Фотида поняла. Ее глаза заблестели от возбуждения, хотя гнев так и не покинул. И все же она оставалась серьезной и внимательной; и, как Плавтина и ожидала, ловушка захлопнулась намертво.

– Здешняя атмосфера, – ответил Отон, – кишит нанотехнологиями. Это идеальный инструмент, чтобы устранить самые глубокие поломки в ваших генах – и устранять с каждым поколением, если потребуется, поскольку разумность у вашего племени – рецессивная характеристика. Помогите мне завершить поиски. Этим вы послужите и своему народу.

Проконсул закончил. Он бросил острый взгляд на Плавтину. В этом взгляде была и доля яростного, жестокого юмора – насмешка охотника, который знает, что жертве не уйти. Людопсица, слишком озабоченная судьбами своего народа, не сможет отказаться от подобного предложения. Вдобавок жизнь Фотиды не сводилась единственно к роли вожака стаи. Отон рассчитывал сыграть на более глубинных струнах: на материнском инстинкте, которому не дали воли, и на тревоге за будущее щенков.

И он был прав. Гордая людопсица на несколько секунд застыла, устремив взгляд на Отона, закрыв пасть, стиснув челюсти и поджав губы; уши у нее нервозно подергивались, то вставая, то прижимаясь к голове. Вызов, который она желала бросить Отону в лицо, по глубоким личным мотивам замер в груди.

Когда Фотида украдкой взглянула на Плавтину, та прочитала в ее взгляде сострадание. Пусть это и длилось всего секунду – пока Эврибиад не прервал молчания.