В поисках чудесного. Четвертый путь Георгия Гурджиева

– Не понимаю, о чём вы говорите. Меня это совсем не интересует, я ничего об этом не знаю.

– Ну хорошо; а перед тем вы говорили о вашей семье. Не будет ли вам лучше, если они заинтересуются нашими идеями и присоединятся к работе?

– Да, пожалуй, – опять раздался неуверенный голос. – Но почему я должен об этом думать?

– Да ведь вы говорили, что вас пугает пропасть, как вы выразились, растущая между вами и ними.

Никакого ответа.

– Что вы думаете об этом теперь?

– Я ничего об этом не думаю.

– А если бы вас спросили, чего вам хочется, что бы вы сказали?

Опять удивлённый взгляд.

– Мне ничего не нужно.

– И всё-таки, чего бы вам хотелось?

На маленьком столике подле него стоял недопитый стакан чаю. Он долго смотрел на него, как будто что-то обдумывая, затем дважды посмотрел вокруг, снова взглянул на стакан и произнёс таким серьёзным тоном и с такой серьёзной интонацией, что мы все переглянулись:

– Думаю, мне хотелось бы малинового варенья!

– Зачем вы его спрашиваете? – прозвучал из угла голос, который мы с трудом узнали. Это говорил второй «объект» опыта. – Разве вы не видите, что он спит?

– А вы? – спросил один из нас.

– Я, наоборот, пробудился.

– Почему же он заснул, тогда как вы пробудились?

– Не знаю.

На этом опыт закончился. На следующий день никто из них ничего не помнил. Гурджиев объяснил нам, что у первого всё, что составляло предмет его обычного разговора, тревог и волнений, заключалось в личности. И когда личность погрузилась в сон, ничего этого практически не осталось. В личности другого было много чрезмерной болтовни; однако за личностью стояла сущность, знавшая столько же, сколько и личность, и знавшая это лучше; и когда личность заснула, сущность заняла её место, на которое имела гораздо больше права.

– Заметьте, что против своего обыкновения он говорил очень немного, – сказал Гурджиев, – но он наблюдал за вами и за всем происходящим, и от него ничего не ускользнуло.

– Какая же ему от этого польза, если он ничего не помнит? – спросил кто-то из нас.

– Сущность помнит, – ответил Гурджиев, – забыла личность. И это было необходимо, иначе личность исказила бы всё и всё приписала бы себе.

– Но ведь это своего рода чёрная магия, – сказал кто-то.

– Хуже, – возразил Гурджиев. – Подождите, вы увидите вещи похуже.

Говоря о «типах», Гурджиев спросил:

– Замечали вы или нет, какую огромную роль играет «тип» во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной?

– Я заметил, – отвечал я, – что в течение своей жизни каждый мужчина вступает в контакт с женщиной определённого типа, и каждая женщина вступает в контакт с мужчиной определённого типа, как если бы для каждого мужчины был заранее установлен особый тип женщины, а для каждой женщины – особый тип мужчины.

– В этом заключена значительная доля истины, – сказал Гурджиев. – Нов вашей формулировке слишком много общих слов. В действительности, вы видели не типы мужчин и женщин, а типы событий. То, о чём говорю я, касается подлинного типа, т. е. сущности. Если бы люди жили в сущности, один тип всегда находил бы другой, и никогда не происходило бы неправильного соединения типов. Но люди живут в личности. Личность имеет свои интересы и вкусы, не имеющие ничего общего с интересами и вкусами сущности. В нашем случае личность есть результат ошибочной работы центров. По этой причине личности не нравится как раз то, что нравится сущности, а нравится то, что не нравится сущности. Здесь-то и начинается борьба между личностью и сущностью; сущность знает, что она хочет, но не может этого выразить… Личность не желает и слышать об этом и не принимает в расчёт желания сущности. У неё свои собственные желания, и она действует по-своему.

Но её сила не идёт дальше данного момента. И по его прошествии двум сущностям так или иначе приходится жить вместе, а они ненавидят друг друга. Тут не поможет никакой образ действий, всегда берёт верх и решает тип, или сущность.

«В этом случае ничего не удаётся сделать при помощи разума или расчёта. Не поможет и так называемая любовь, потому что любить в подлинном смысле механический человек не может: в нём что-то любит или не любит.

Вместе с тем пол играет огромную роль в поддержании механичности жизни. Всё, что люди делают, связано с полом: политика, религия, искусство, театр, музыка – всё это пол. Вы думаете, люди ходят в театр или в церковь посмотреть новую пьесу или помолиться? Это лишь видимость. Главная вещь в театре и в церкви – там соберётся много женщин и много мужчин. Вот в чём центр тяжести всех собраний. Как по-вашему, что приводит людей в кафе, рестораны, на различные празднования? Только одно – пол. Это главная движущая сила всей механичности. От неё зависит весь сон, весь гипноз.