В поисках Дильмуна

А Оскар уже начал одну за другой вносить канцелярские корзинки, полные спичечных коробков. На каждом коробке — номер; внутри — печать. У нас не было времени осмотреть все образцы так подробно, как они того заслуживали, но самые интересные мы отобрали: двустороннюю печать с клинописью; печать с изображением арфистки, причем арфу украшала бычья голова, похожая на медную голову, найденную нами в Барбарском храме; печать с нерасшифрованными письменами городов Индской долины. Кроме четырех-пяти двусторонних печатей и, естественно, печати с индскими письменами, все остальные относились к моему «третьему типу», последнему в выстроенном мной ряду, с четырьмя кружочками и тремя бороздами. Печать с индскими письменами была совсем неизвестного вида — тонкая, плоская, с высокой шишечкой.

Затем Оскар стал показывать другие предметы из его раскопа. Бусы и амулеты, медные иглы в костяных рукоятках, осколки чаш из того же стеатита, что и печати, зачастую украшенных рельефными фигурками людей и животных. На одном осколке между частично уцелевшими изображениями двух стоящих человеческих фигур была короткая клинописная надпись.

На одной из файлакских печатей есть надпись, сделанная нерасшифрованными письменами долины Инда

Правда, Оскар лучше разбирался в рунах, чем в клинописи, зато мне когда-то довелось изучать месопотамскую письменность. Конечно, моих знаний недостало бы, чтобы с ходу читать любой текст, но в этом случае все упрощалось тем, что такую надпись я уже видел. Она совпадала с первой строкой надписи, найденной за восемьдесят лет до того капитаном Дюраном на Бахрейне, и гласила:

е₂ — gal^d In-zak — «храм бога Инзака».

Открытие не менее важное, чем надпись на камне у эллинского храма! Ведь получалось, что чаша входила в инвентарь более древнего храма, вероятно, скрытого в телле Ф-3. Храма, посвященного Инзаку, покровителю Дильмуна. Окажись это так, будет легче объяснить небывалое количество печатей, найденных в толще телля, который до сих пор являл взгляду археолога лишь остатки весьма скромных построек.

Итак, четыре тысячи лет назад на Файлаке был храм Инзака; две тысячи лет назад — храм Артемиды и мастерская, где делали вотивные фигурки эллинских богов и богинь. Похоже, Файлака не одно тысячелетие был священным островом, привлекавшим паломников. Осмыслив это, я вдруг вспомнил, что он и теперь священный остров, объект паломничества. Так, может быть, перед нами — своего рода мостик через четыре тысячелетия?

Я подумал о святилище Зеленого Человека, Аль-Хидра, на макушке маленького телля на северо-западном мысу. Министерство просвещения не раз предлагало нам раскопать это святилище вместе с холмиком, и я знал, что правительство отнюдь не станет возражать, если оно совсем исчезнет. Пусть Аль-Хидр — один из исламских святых и, стало быть, вполне почтенная личность, все равно в глазах кувейтских суннитов связанные со святилищем традиции и ритуалы выглядят идолопоклонством. Но даже если в недрах телля кроется тот более древний храм «Артемиды», слух о котором дошел до Александра, все равно рука не поднимется его копать. Слишком много у нас друзей среди жителей Файлаки, придерживающихся, подобно паломникам, шиитской веры. Посягнуть на их святыню — значит восстановить против себя весь остров.

Вместе с тем, учитывая растущее число свидетельств того, что Файлака на протяжении тысячи лет был священным островом, я решил присмотреться к личности Аль-Хидра поближе.

Как часто бывает в подобных случаях, намеченное исследование пришлось отложить ради других, более срочных дел. Лишь через несколько лет я вернулся к этому вопросу, притом совсем по иному поводу.

А дело было так. Член киногруппы Бахрейнской нефтяной компании Джон Андервуд задумал снять фильм о нашей работе на Бахрейне. Два года кинооператоры увековечивали на пленке эпизоды раскопок в Кала’ат аль-Бахрейне и в Барбаре; сам Джон в это время делал съемки в Дании и в Британском музее. Представленный нам для просмотра фильм оказался не просто хроникой, а произведением искусства. Джон, выросший в среде археологов, суммировал все доводы в пользу отождествления Бахрейна с Дильмуном и подчеркнул роль Бахрейна в шумерской мифологии, а также его значение как промежуточной стоянки на древних торговых путях. Естественно, он показал важность изобильных бахрейнских пресных источников, а заодно, словно походя, предложил собственное толкование названия Бахрейн. В самом деле, бахрейн — арабское слово, означает всего-навсего «два моря», только до тех пор никто не смог объяснить, почему остров назвали именно так. В дикторском тексте Джона выражалось предположение, что одно море — соленые воды Персидского залива, а второе — выходящая здесь на поверхность пресная вода.