В поисках Дильмуна

Эта встреча Мусы с одним из «рабов господа» пространно комментировалась и разъяснялась в многочисленных рассказах сподвижников Мухаммада, рассказах, которые собирались в первые десятилетия после его смерти. А в последних говорится, что рабом господа, встреченным Мусой у «слияния двух морей», был не кто иной, как Хидр (Аль-Хидр), коему посвящено файлакское святилище[46]. И будто бы Аль-Хидр прежде был визирем Зу-л-Карнайна (т. е. «Двурогого»), и он испил из источника жизни, чему обязан тем, что жив поныне и будет жить до судного дня.

«Двурогим» арабы обычно называли Александра Великого, возможно, потому, что голову Александра, как мы видели, часто изображали в окружении солнечных лучей. Но если предположить, что Коран здесь подразумевает встречу Мусы с визирем Александра Великого, вся хронология Корана летит кувырком, ибо Александр жил тысячелетием раньше Мусы. Так, может быть, Зу-л-Карнайн — какое-то другое лицо? Если так, найдется не один кандидат. Вавилоняне и шумеры часто изображали своих богов рогатыми или облаченными в двурогие шлемы. Гильгамеша в начале его эпических странствий, когда он путешествовал вместе с Энкиду, обычно тоже описывают рогатым. Сам Энкиду был не просто рогатым, а представлял собой полубыка-получеловека. Тут к месту указать, что сразу после приведенной цитаты из суры «Пещера» Коран повествует, что Зу-л-Карнайн дошел до заката солнца, а потом до восхода солнца, где возвел из металла преграду против великанов Иаджуджа и Маджуджа, — нечто подобное происходит и во время странствий Гильгамеша и его спутника, человеко-быка. Но если Зу-л-Карнайн — Гильгамеш, или Энкиду, или некий вавилонский бог, кто же тогда Аль-Хидр? Факт обретения им бессмертия позволяет отождествить его с Ут-напиштимом-Зиусудрой.

Словом, если быль последовательными, мы вправе усмотреть в Двурогом — Энки, бога, знаменитого тем, что он сражался за человечество против чудовищ, а в его визире Аль-Хидре — Зиусудру, которого Энки спас от потопа. Но в таком случае человек, обращающийся к Аль-Хидру, чтобы познать его тайну, и не преуспевающий в этом, — не Муса, а Гильгамеш. Похоже, перед нами вариант предания о Гильгамеше, несколько отличный от вавилонской и шумерской версий, причем на место героя Гильгамеша, забытого во времена Мухаммада, Коран ставит известного каждому арабу Мусу.

Как бы ни было на самом деле, весьма примечательно, что человек, обретший бессмертие, ассоциируется в древнейшем арабском тексте с «местом соединения двух морей», а место, ныне называемое «два моря», связывали во времена Вавилона с единственным человеком, получившим бессмертие.

Соблазнительно усмотреть на этом рисунке файлакской печати борьбу человека со змеем за бессмертие

Во второй половине дня мы снова пришли к святилищу Аль-Хидра и с холма смотрели на доу, идущие к Эль-Кувейту со стороны устья Шатт-эль-Араб. Мы говорили о виденных в тот день двух надписях. Современное святилище, у которого мы стояли, и храмы с принадлежащими им надписями разделял временной интервал в два тысячелетия. Словно верстовые столбы на ничем больше не обозначенной дороге указывали они путь назад, к древним богам Дильмуна.

А впрочем, вырисовываются еще какие-то приметы. Повесть об Аль-Хидре в Коране записана людьми, по времени более близкими к храму Артемиды, чем мы. А в промежуток между храмом Артемиды и храмом Ин-зака укладывается датировка жертвоприношений змей в Бахрейнском дворце, ясно свидетельствующих, что предания о Гильгамеше и утраченном Цветке Бессмертия тогда еще не были забыты.

И ведь женщины, в ночь со вторника на среду бодрствующие у святилища Аль-Хидра, моля бога о ребенке, тоже по-своему ищут бессмертия. Вера в то, что молитва будет услышана, — одного порядка с верой, которая сорок пять веков назад вела Гильгамеша через моря к слуге Рогатого, Зиусудре, бессмертному обитателю Дильмуна.

Глава тринадцатая ГРОБНИЦЫ УММ АН-НАРА

Разрез западной стены городища Кала’ат аль-Бахрейн. Отчетливо видно грабительскую яму там, где добытчики камня врезались во внутреннюю кладку стены

Работы на Бахрейне вступили в новую фазу. Шел 1960 г., седьмой полевой сезон подряд. Пять лет мы первые три месяца каждого года жили в нашем лагере на территории португальской крепости. Семь лет копали Барбарский храм и городище вокруг крепости — Кала’ат аль-Бахрейн. Кувейтские раскопы и на третьем году могли преподнести сенсации, как мы только что видели. Но бахрейнские раскопки превратились в рутину. А рутина чревата опасностями.