Слишком легко сбиться на шаблон: каждый год понемногу расширять центральный раскоп, где мы теперь могли отшагать метров тридцать по узкой улочке между высокими гладкими стенами «дворца» П. В., справа, и меньшими домами, с дверными проемами, слева; каждый год раскапывать новые помещения и улицы в квартале города II за северной стеной. Каждый год принесет новый урожай черепков, еще раз подтверждая правильность вывода о чередовании семи городов. Каждый год мы получим две пригоршни бусин и несколько терракотовых статуэток в знак того, что потрудились не зря. Но первая печать была сенсацией. Двадцатая — обычное дело.
В какой-то мере рутина была неизбежна. Мы не могли оставить сенсации без проверки. Найдя еще печати именно там, где мы рассчитывали их найти, надо было показать, что первая находка не была эфемерным успехом, одиночным образцом, случайно оброненным четыре тысячи лет назад каким-нибудь чужеземцем, скажем, гостем с Файлаки. И Эгон Хансен убедительно показал это в прошлом году, раскопав мастерскую, где изготовлялись печати, с горкой стеатитовых опилок и выброшенной половинкой печати, сломавшейся при изготовлении. Надо было доказать и два, и три раза, что выявленная нами схема развития керамики подтверждается статистически на достаточно большой площади. Но и нельзя все копать и копать в надежде, что следующий метр принесет что-нибудь новое — груду табличек, или серебряный клад, или богатое нетронутое погребение.
Ох, уж этот предательский соблазн, эта страшная мысль, что мы остановимся в нескольких сантиметрах от какой-нибудь решающей находки! Мне вспоминался случай, происшедший три года назад, когда я зачищал разрез в конце раскопа, чтобы сделать зарисовку, и внезапно под моим совком участок песчаной стены осыпался, обнажив «ванну-саркофаг», укрытый в грунте в сантиметре от зачищаемой плоскости. Это не стало сенсацией — в нашей кладовой в подвале «дворца» уже стояло в ряд шесть таких саркофагов, — однако вынудило нас задуматься над тем, что еще может таиться чуть дальше черты, у которой мы остановились.
И все же где-то останавливаться было надо. Не потому, что больше нечего искать: копай тут еще хоть тысячу лет — все будет город. Просто мы были не вправе ожидать, что шейх Сульман и нефтяная компания станут бесконечно финансировать работы, подчиненные закону убывающей отдачи. И где-то в глубине сознания маячила проблема публикации.
Одному из основателей современной археологии, генералу Питту Риверсу, принадлежат слова: «Открытие начинается только с момента его публикации, а не с момента, когда оно сделано в раскопе»[47]
. Теперь, когда мы более или менее сориентировались в бахрейнских древностях, когда у нас появилось, что рассказать, нашим моральным и научным долгом было сделать это, Слишком часты случаи чрезмерных задержек в публикации результатов; бывает, после окончания раскопок проходит не один десяток лет, прежде чем добытый материал становится достоянием других исследователей. Мы вспоминали Ур: через тридцать лет после того, как археологи завершили работы и разъехались по домам, заключительные тома отчета еще не вышли в свет. И это вовсе не из-за непростительной излишней медлительности. Обработка и публикация огромного материала требует и огромного времени. Вот и у нас накапливался громадный материал, на публикацию которого понадобится много лет, и чем раньше мы начнем, тем лучше. Ведь наши ежегодные сообщения в почти никому не известном журнале Ютландского археологического общества содержали очень мало помимо информации об очередном выезде в поле и простого перечня наиболее ярких результатов.Однако едва мы начали всерьез думать о публикации, как осознали, сколь неполон наш материал по Кала’ат аль-Бахрейну. Мы раскопали два крохотных участка на огромном холме, и у нас не было причин полагать, что эти участки — самые важные. Мы могли охарактеризовать городища по вертикали, но по горизонтали наши знания были далеко не полными. Мы могли говорить о существовании городов I и II — современниках могильных холмов, Барбарского храма и богатого печатями селения вокруг храма на Файлаке, — но нам не были известны размеры этих городов, мы не могли назвать главные здания. Город III, с керамикой касситского периода, дал нам и того меньше, о его существовании мы судили только по ямам, заполненным мусором. Лишь в городе IV мы раскопали важное здание — дворец в центре телля, зато здесь у нас не было никакого материала с окраин. Город V, времен Александра и его преемников, был представлен случайными остатками домов по обе стороны городской стены и на берегу моря, а также толстым слоем мусора выше «дворца»; рядом с четко очерченным и документированным эллинским укреплением на Файлаке он выглядел весьма туманно и неопределенно. И по всему теллю, перекрывая предыдущие следы обитания, был беспорядочно разбросан исламский город VI (XII–XIII столетий), увенчанный выступающим массивом португальской крепости, которая воплощала город VII.