Читаем В поисках Дильмуна полностью

Слишком легко сбиться на шаблон: каждый год понемногу расширять центральный раскоп, где мы теперь могли отшагать метров тридцать по узкой улочке между высокими гладкими стенами «дворца» П. В., справа, и меньшими домами, с дверными проемами, слева; каждый год раскапывать новые помещения и улицы в квартале города II за северной стеной. Каждый год принесет новый урожай черепков, еще раз подтверждая правильность вывода о чередовании семи городов. Каждый год мы получим две пригоршни бусин и несколько терракотовых статуэток в знак того, что потрудились не зря. Но первая печать была сенсацией. Двадцатая — обычное дело.

В какой-то мере рутина была неизбежна. Мы не могли оставить сенсации без проверки. Найдя еще печати именно там, где мы рассчитывали их найти, надо было показать, что первая находка не была эфемерным успехом, одиночным образцом, случайно оброненным четыре тысячи лет назад каким-нибудь чужеземцем, скажем, гостем с Файлаки. И Эгон Хансен убедительно показал это в прошлом году, раскопав мастерскую, где изготовлялись печати, с горкой стеатитовых опилок и выброшенной половинкой печати, сломавшейся при изготовлении. Надо было доказать и два, и три раза, что выявленная нами схема развития керамики подтверждается статистически на достаточно большой площади. Но и нельзя все копать и копать в надежде, что следующий метр принесет что-нибудь новое — груду табличек, или серебряный клад, или богатое нетронутое погребение.

Ох, уж этот предательский соблазн, эта страшная мысль, что мы остановимся в нескольких сантиметрах от какой-нибудь решающей находки! Мне вспоминался случай, происшедший три года назад, когда я зачищал разрез в конце раскопа, чтобы сделать зарисовку, и внезапно под моим совком участок песчаной стены осыпался, обнажив «ванну-саркофаг», укрытый в грунте в сантиметре от зачищаемой плоскости. Это не стало сенсацией — в нашей кладовой в подвале «дворца» уже стояло в ряд шесть таких саркофагов, — однако вынудило нас задуматься над тем, что еще может таиться чуть дальше черты, у которой мы остановились.

И все же где-то останавливаться было надо. Не потому, что больше нечего искать: копай тут еще хоть тысячу лет — все будет город. Просто мы были не вправе ожидать, что шейх Сульман и нефтяная компания станут бесконечно финансировать работы, подчиненные закону убывающей отдачи. И где-то в глубине сознания маячила проблема публикации.

Одному из основателей современной археологии, генералу Питту Риверсу, принадлежат слова: «Открытие начинается только с момента его публикации, а не с момента, когда оно сделано в раскопе»[47]. Теперь, когда мы более или менее сориентировались в бахрейнских древностях, когда у нас появилось, что рассказать, нашим моральным и научным долгом было сделать это, Слишком часты случаи чрезмерных задержек в публикации результатов; бывает, после окончания раскопок проходит не один десяток лет, прежде чем добытый материал становится достоянием других исследователей. Мы вспоминали Ур: через тридцать лет после того, как археологи завершили работы и разъехались по домам, заключительные тома отчета еще не вышли в свет. И это вовсе не из-за непростительной излишней медлительности. Обработка и публикация огромного материала требует и огромного времени. Вот и у нас накапливался громадный материал, на публикацию которого понадобится много лет, и чем раньше мы начнем, тем лучше. Ведь наши ежегодные сообщения в почти никому не известном журнале Ютландского археологического общества содержали очень мало помимо информации об очередном выезде в поле и простого перечня наиболее ярких результатов.

Однако едва мы начали всерьез думать о публикации, как осознали, сколь неполон наш материал по Кала’ат аль-Бахрейну. Мы раскопали два крохотных участка на огромном холме, и у нас не было причин полагать, что эти участки — самые важные. Мы могли охарактеризовать городища по вертикали, но по горизонтали наши знания были далеко не полными. Мы могли говорить о существовании городов I и II — современниках могильных холмов, Барбарского храма и богатого печатями селения вокруг храма на Файлаке, — но нам не были известны размеры этих городов, мы не могли назвать главные здания. Город III, с керамикой касситского периода, дал нам и того меньше, о его существовании мы судили только по ямам, заполненным мусором. Лишь в городе IV мы раскопали важное здание — дворец в центре телля, зато здесь у нас не было никакого материала с окраин. Город V, времен Александра и его преемников, был представлен случайными остатками домов по обе стороны городской стены и на берегу моря, а также толстым слоем мусора выше «дворца»; рядом с четко очерченным и документированным эллинским укреплением на Файлаке он выглядел весьма туманно и неопределенно. И по всему теллю, перекрывая предыдущие следы обитания, был беспорядочно разбросан исламский город VI (XII–XIII столетий), увенчанный выступающим массивом португальской крепости, которая воплощала город VII.

Перейти на страницу:

Все книги серии По следам исчезнувших культур Востока

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное