В поисках Дильмуна

В эти же семь лет другой исследователь сделал открытня, не уступающие совершенным Боттой. Еще до него, в 1840 г., в тех местах побывал Остин Генри Лэйярд, который вдвоем с товарищем задумал отважное сухопутное путешествие от берегов Средиземного моря до Индии. Они передвигались верхом на лошадях, без охраны; провели некоторое время в Мосуле и видели холмы Куюнджик и Наби Юнус. Сделав крюк, посетили Багдад и по пути осмотрели другие холмы вдоль Тигра, в частности тот, что носил название Нимруд. Загадка этих холмов, усыпанных черепками и кирпичом с надписями, заинтриговала Лэйярда, и, когда два странника достигли Хамадана в Персии, он решил изменить первоначальные планы и вернуться в Мосул. Путешествие явно было весьма неторопливым, и когда Лэйярд снова добрался до Мосула, наступил уже 1842 г., и Ботта начал копать Куюнджик. Лэйярд поспешил в Константинополь, тогдашнюю столицу Турецкой империи, в которую входили Мосул и вся Месопотамия, и стал добиваться поддержки для организации британских раскопок городищ в районе Мосула. Три года, пишет он, «я толковал с людьми о раскопках, однако не встретил особой поддержки». Как раз в эти годы Ботта поразил мир открытием неизвестной цивилизации в Хорсабаде — цивилизации, которую специалисты по библейской и классической истории единодушно признали ассирийской. «Наконец, — продолжает Лэйярд, — осенью 1845 г. лорд Стрэтфорд Рэдклифф, тогда сэр Стрэтфорд Кэнпинг, вызвался на ограниченный срок разделить со мной расходы для раскопок в Ассирии, надеясь, что успех работы позволит добыть средства для ее продолжения в надлежащем объеме». Лэйярд тотчас выехал из Константинополя: «Я пересек Понтийские горы и необозримые степи Усум Йилак со всей скоростью, какую могли развить почтовые лошади, спустился с нагорья в долину Тигра, пересек галопом великие равнины Ассирии и за двенадцать дней добрался до Мосула».

Подробное описание того, как были открыты памятники Ассирии и Вавилонии, не входит в задачи этой главы. Укажем только, что сперва Лэйярд два года копал Нимруд, отождествленный позже с библейским Калахом, и обнаружил дворцы, не уступающие хорсабадскому. Здесь тоже крылатые быки и львы обрамляли порталы покоев, облицованных скульптурными плитами. И всюду рельефные картины охоты и битв перемежались текстами, высеченными ассирийской клинописью.

Тут в работу включился Британский музей, и Лэйярд, получив достаточные средства, решил, продолжая раскопки Нимруда, исследовать Куюнджик — гораздо больший холм. Хотя Ботта копал там без особого успеха, все говорило за то, что под холмами Куюнджика и Наби Юнуса скрывалась сама Ниневия, столица Ассирии. Летом 1847 г. всего за месяц работ Лэйярд обнаружил в Куюнджике дворец, ничем не уступавший дворцам Нимруда и Хорсабада. Однако его финансы истощились, и он решил возвратиться в Лондон, проведя в странствиях семь лет. Двумя годами позже, получив средства от Британского музея, он возобновил работы и за полтора года раскопал в Куюнджике «71 зал, покои и коридоры… 27 порталов, обрамленных огромными крылатыми быками и сфинксами с львиным туловищем… и 9880 футов барельефов». Среди обломков, заполняющих декорированные покои, он нашел множество табличек из обожженной глины, покрытых той же клинописью, что плиты, стоявшие вдоль стен.

Впервые давно известные клинописные тексты были обнаружены на табличках, и находка эта открывала широкие перспективы. Хотя в то время клинопись читать не умели, филологи уже полтора столетия бились над ее расшифровкой и не сомневались, что близки к успеху. Ибо клинописные тексты, выкопанные Боттой и Лэйярдом, были далеко не первыми.

К северу от Бахрейна на берегу Персидского залива лежит крупнейший порт Ирана — Бушир. Через Шираз и Исфаган он связан пересекающей всю страну дорогой со столицей Ирана Тегераном и с Каспийским морем. На двести сороковом километре шоссе, в шестидесяти пяти километрах к северо-востоку от Шираза, раскинулись внушительные руины великолепного города, известного иранцам под названием Тахт-и-Джамшид («Трон Джамшида») или Чехил-Минар («Сорок колонн»), Впервые европейцы узнали о нем в 1472 г. от венецианского посланника в Персии, Иосафата Барбаро; в 1602 г. португальский посланник Антонио де Гуэа первым обратил внимание на покрывающие обломки надписи. Подробнее их описал в 1617 г. его преемник дон Гарсиа Силва Фигероа; он же первым определил, что руины принадлежат столице Дария Великого — Персе-полю. Четыре года спустя, в 1621 г., здесь побывал знаменитый итальянский путешественник Пьетро делла Валле (он посетил также Вавилон), и первая копия части персепольских надписей была снята и доставлена в Европу. В XVII в. европейские путешественники опубликовали еще два-три коротких (и искаженных) фрагмента, и в 1700 г. мы впервые находим употребление термина «клинопись».

Однако серьезное изучение этого вида письменности началось лишь после того, как в 1778 г. Карстен Нибур опубликовал тщательные зарисовки трех длинных трехъязычных надписей из Персеполя.