Неспешное плавание на катере длилось пять часов. Хотя от Бахрейна до Катара всего каких-нибудь полсотни километров, судоходный фарватер на мелководье весьма извилист, и мы не раз натыкались на мели. Уже пополудни катер свернул в бухту Зекрит и мы увидели на пристани присланные за нами длинный черный лимузин и двухтонный грузовик. Лично нам предстояло важно следовать на лимузине: грузовик предназначался для полицейских в защитной форме, а также для бензина, воды и шин. Везли еще и лебедку — на случай, если мы забуксуем, ибо Катар — самая настоящая пустыня с великим разнообразием каверз, на которые так щедры эти песчаные моря.
В последующие дни мы познакомились почти со всеми этими каверзами. Переночевав в лагере буровиков в Духане, мы покатили на север среди причудливо эрозированных меловых и известняковых скал, потом по сменившей их усыпанной гравием волнистой равнине, на возвышенных грядах которой мы почти сразу увидели столь характерные бугры курганов. Ни числом, ни размерами они не походили на бахрейнские. Это были лишь уплощенные пирамидки из выветренного камня, но несомненно доисламской поры, поскольку догматы ислама не допускают захоронений такого рода.
На протяжении многих километров только пирамидки и нарушали однообразие ландшафта, являвшего собой бесконечное чередование мелких лощин и невысоких гряд, покрытых серыми голышами и скальными обломками. Это была подлинная пустыня, заметно отличающаяся от песчаных зон Бахрейна, где почти всегда видно вдали либо море, либо центральные возвышенности.
При нашем появлении одетые в черное женщины поспешно скрылись, и перед шатрами осталась стайка одетых в длинные коричневые юбочки кудрявых черноволосых детишек, которые уставились на нас серьезными глазами. Навстречу нам из шатров вышли двое жилистых смуглых мужчин с короткими бородками, в серо-бурых рубахах и головных платках в красную клетку. Они приветствовали капрала жаркими поцелуями в лоб и нос, потом пожали руки нам, нашему водителю и всему эскорту. Объяснив, что эти люди — из его племени ва’им, капрал предложил нам сесть у входа в больший шатер. Мужчина помоложе вынес из шатра объемистую деревянную миску с кислым верблюжьим молоком и корзину фиников. По примеру своих спутников мы зачерпывали финиками густое кислое молоко, и получилось на диво вкусное сочетание.
Тем временем мужчина постарше подбросил в костер сухого верблюжьего навоза, раздул пламя, поставил закопченный кофейник и Насыпал в мелкий черпак с длинной ручкой зеленых кофейных зерен. Опытной рукой он в несколько минут поджарил зерна над костром, переворачивая их железной лопаточкой, затем высыпал в латунную ступку. Колокольный звон пестика, дробящего кофейные зерна, разносится в пустыне на много километров, приглашая путников воспользоваться гостеприимством местных жителей. Напоследок в ступку легло несколько ягод кардамона и немного гвоздики; еще три-четыре удара пестом — и вся смесь отправилась в кипящую воду.
В гостях у шейхов и торговцев нам с П. В. не раз доводилось пить черный кофе с пряностями и без сахара, но, как он готовится, мы увидели впервые. Прикладываясь к чашечкам без ручек и обоняя смешанный запах жареного кофе и едкого дыма, шедшего от тлеющего костра, в окружении пасущихся перед шатром черных коз, мы рассказали нашим хозяевам, что побудило нас отправиться в странствие по катарской пустыне. Объяснили, что ищем кремень, жилища и захоронения людей Поры Невежества, когда пророк еще не проповедовал ислам. Наши слушатели кивали: как и все арабы, они слышали про археологов. И поведали нам о расположенных севернее могильниках; там же, по их словам, находилась старинная крепость. Очень старинная? Да-да, очень старинная, она построена еще во времена турок. Мы поблагодарили за информацию, зная, что «во времена турок» означает перед первой мировой войной.