Читаем В поисках Дильмуна полностью

Примерно через полчаса мы в самом деле миновали крепость — груду обветренных развалин, которым не было и ста лет. Несколько дальше нас ожидало более современное укрепление — беленое каменное здание под развевающимся темно-бордовым катарским флагом. Это был полицейский пост. Наш визит внес приятное разнообразие в монотонную службу заброшенного в глушь маленького гарнизона. У наших сопровождающих оказалось здесь много друзей, и в ожидании кофе нам немедленно подали кружки горячего сладкого чая.

Полицейский пост занимал выгодную позицию на гряде, господствующей над побережьем, и ниже него, у моря, простирался заброшенный город Зубара.

Не без опаски думали мы о посещении Зубары: мотивы нашего посещения могли быть неверно истолкованы как бахрейнским шейхом Сульманом, так и катарским шейхом Али. Дело в том, что Зубара — родина предков бахрейнских шейхов, в середине XVIII в. в этом городе обосновался род Аль-Халифа, перекочевав на юг из соседнего Кувейта. Около двадцати лет род Аль-Халифа управлял Зубарой, затем, отвоевав у персов Бахрейн, перебрался туда, однако сохранил свои права на город в катарском приморье. В последовавшие затем полтора-ста с лишним лет Зубара был причиной раздоров между шейхами Катара и Бахрейна. Ат-Тани утверждали, что географически город составляет часть Катара; Аль-Халифа возражали, что исторически он подвластен Бахрейну. Люди еще помнили последнее вооруженное столкновение между двумя эмиратами; именно тогда, опасаясь репрессий и лишенные возможности заниматься рыбной ловлей и торговлей из-за постоянных войн, последние обитатели Зубары ушли на Бахрейн. И город на северо-западе полуострова, бывший торговый соперник Басры, опустел. Задача полицейского поста — вовремя дать знать властям, если шейх Бахрейна задумает вновь предъявить свои права.

Нам очень хотелось осмотреть Зубару. Рискуя, что нас посчитают бахрейнскими шпионами, мы должны были проверить: может быть, Зубара — древний город? Во всяком случае, он старше Дохи — столицы Катара и единственного сколько-нибудь крупного города во всей стране.

Жуткое чувство владело нами, пока мы бродили среди разрушенных стен некогда оживленного города. Ступни тонули в почти совсем засыпавшем улицы и помещения желто-сером песке. Во всей Зубаре не уцелело ни одной крыши, лишь мечеть сохранила кровлю. Множество куполов прочно опиралось на частокол колонн, подтверждая то, чему нас, археологов, давно научили римский Пантеон, Святая София в Константинополе, да и ктесифонская арка под Багдадом. Купол долговечен, он не зависит от стропил и даже защищает поддерживающие его стены. Здание, увенчанное куполом, подобно пирамиде, отличается большой прочностью, и только рукам человека дано его разрушить.

В тени мечети — единственной тени по всей Зубаре — мы съели прихваченный с собой завтрак. А затем принялись собирать черепки, хотя уже поняли, что Зубара — не древний город. Ничего похожего на телль, если не считать песка, накопившегося за последние десятилетия. Когда-нибудь он целиком поглотит разваливающиеся постройки, образуется плоский холм, и, возможно, будущие жители Катара изберут его для постройки нового города. А увиденные нами здания опирались на голое скальное основание и песок береговой полосы; до Зубары, оплота династии Аль-Халифа, здесь городов не было. Черепки подтверждали это, хотя редкие осколки китайской посуды позволяли предположить, что город мог зародиться в XVII в., за сто лет до прибытия Аль-Халифа из Кувейта.

Подозреваю, что когда мы продолжили путешествие, наши спутники облегченно вздохнули. Дальше путь лежал внутрь полуострова, через «становой хребет» Катара — покрытую гравием и голышами возвышенную равнину с невысокими грядами и неглубокими лощинами, которые полицейские машины преодолевали на полном ходу, разбрасывая вокруг мелкие камни.

Через час гряды стали понижаться, и вскоре мы могли различить сверху «восточное» море: в известном смысле полуостров Катар делит Персидский залив на западный и восточный бассейны. Здесь лощины между гравийными грядами были заняты сабхами — плоскими солончаками, которые серьезно осложняют путешествия в прибрежных районах Персидского залива. Некоторые сабхи твердые, плотные, и лучшего грунта для автомобильных колес не придумаешь, однако другие, с виду такие же, скрывают под тонкой коркой коварную топь. Придерживаясь старой колеи, мы пересекли самые большие солончаки, затем перевалили последнюю гряду и спустились к селению Хор.

Хор — по-арабски «фиорд». В Хоре и впрямь есть что-то скандинавское, неизменно привлекавшее туда членов нашей датской экспедиций в годы, Последовавшие за первым визитом. Белые домики выстроились вдоль кромки темных скальных плит, круто спадающих к воде. На берегу узкой бухты лежат лодки; поодаль качается на якоре одинокая доу. Воздух насыщен острым запахом соли и высыхающих водорослей.

Перейти на страницу:

Все книги серии По следам исчезнувших культур Востока

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное