В поисках Дильмуна

Пока самолет, набирая высоту, кружил над плоским северным берегом Бахрейна, я различал телль Кала’ат аль-Бахрейн. Если снизу он представлялся нам таким внушительным, то сверху казался крохотным пупырышком среди окаймляющих побережье плантаций. Как это часто бывало и прежде, и потом, я тщетно пытался рассмотреть храмовый холм у Барбара, когда мы, заложив вираж, взяли курс на берега Саудовской Аравии. Пролив между Бахрейном и Аравией выглядел с высоты неправдоподобно узким. Я изо всех сил старался получше рассмотреть противолежащее Бахрейну побережье Аравии.

Конечно, раз я не сумел установить местонахождение нашего собственного раскопа, то нечего было рассчитывать на то, что мне удастся подметить на аравийском берегу что-нибудь представляющее археологический интерес. Но ведь нам вряд ли придется подобраться к нему ближе. Мы отлично знали, как трудно получить разрешение на въезд в Саудовскую Аравию, а если заподозрят, что ты археолог, так и вовсе не на что надеяться. Между тем из текстов Саргона Ассирийского было достоверно известно, что Дильмун — не только остров. У Дильмуна имелась сухопутная граница с Бит-Иакином; стало быть, где-то па этих запретных берегах должны находиться селения, подобные найденным нами на Бахрейне. Увы, все, что я успел рассмотреть, — это темные массивы финиковых плантаций вокруг Даммама и залива Эль-Катиф. Затем самолет взял курс на север и полетел вдоль побережья в сторону Кувейта.

Мы летели над побережьем, четкой линией разделяющим желтую гладь пустыни и голубые просторы моря, примерно час. Здесь не было пресной воды и, следовательно, поселений — сплошной песчаный пляж. Затем самолет взял курс на материк. Впереди показались воды залива Кувейт. Пилот заложил крутой вираж над кварталами новых бетонных домов в полукольце двухполосной магистрали с нанизанными на нее, подобно бусам на шнурке, петлями развязок, и мы приземлились в аэропорту в Кувейте[37].

Эль-Кувейт порядком поразил меня. Я прежде видел этот город с воздуха. Из окна иллюминатора просматривались нескончаемые потоки автомашин, движущихся по кольцевой дороге. Когда я мчался в машине рядом с водителем Британского политического представительства, оживленное движение на улицах Кувейта и бурное строительство производили ошеломляющее впечатление. Этот город — уникальное явление на Востоке.

Сказать, что его процветание основано на нефти, — значит грешить банальностью, которая к тому же ничего не объясняет. Более десяти лет я был тесно связан с эмиратами, преуспевающими благодаря нефти. Однако нефтяные богатства Кувейта совсем иного порядка, чем на Бахрейне и в Катаре. Может показаться, что статистическим сведениям о современной добыче нефти не место в книге об археологической экспедиции. И тем не менее я приведу основные данные.

Более тридцати лет Бахрейн получал приличный и постоянный доход от нефти. В середине 60-х годов нашего столетия он достиг примерно 20 миллионов долларов в год. Площадь Бахрейна всего 598 квадратных километров, население (по данным на 60-е годы) составляло около 140 тысяч человек. Так что 150 нефтедолларов в год на каждую душу являлись неплохим пополнением государственной казны, позволявшим финансировать обширную программу общественных работ, просвещения и здравоохранения без взимания каких-либо налогов (см. примеч. 2 на с. 351).

Катар значительно богаче. Добыча нефти здесь в четыре раза больше, а жителей наполовину меньше, так что получается около 1500 нефтедолларов на душу населения. Стоило попасть в Доху, чтобы сразу понять, что процветание Бахрейна не идет в сравнение с бумом Катара. Правда, к тому времени нефтедоллары всего десять лет поступали в катарскую казну, да и сама страна намного больше. Поэтому ей требовалось время, чтобы догнать соседа.

Добыча нефти в Кувейте превосходит бахрейнскую в сорок раз. Каждые четыре месяца он получает столько же нефтедолларов, сколько Бахрейн за тридцать лет с тех пор, как там открыты первые месторождения. Кувейтцев вдвое больше, чем бахрейнцев, и ежегодно на душу населения приходится три тысячи долларов от сбыта нефти.

Управиться с таким богатством невозможно. При всем желании Кувейт не мог тратить деньги с той скоростью, с какой они поступали. Министерства, спешно учрежденные в 1950 г., когда развернулась добыча нефти, обнаружили: какие бы грандиозные планы строительства школ и больниц, парков, дорог и гаваней ни утверждались, приток средств опережал возможности поставки материалов, за ним не поспевали ни архитекторы, ни строители. Если в остальных странах время — деньги, то в Кувейте деньги — время. Для каждого проекта решающим фактором была не стоимость, а сроки, в какие он мог быть осуществлен.

Это наложило свою печать и на город Эль-Кувейт, и на всю страну. Здесь царила лихорадочная атмосфера: повсюду возвышались огромные недостроенные здания, к еще не охваченным строительством обширным пригородам тянулись широкие немощеные дороги, по улицам куда-то спешили люди и мчались новенькие сверкающие автомашины.