В поисках Дильмуна

Наконец, единственный древний предмет, обнаруженный на территории Кувейтского государства, был найден на Файлаке. Он хранился в той самой комнате, где я сидел, изучая источники. Неровная известняковая плита с высеченной на ней надписью на древнегреческом языке. Один угол плиты отколот, но пострадало только одно слово. Надпись гласит: «Сотелес, афинянин, и со[лдаты] — Зевсу-Спасителю, Посейдону и Артемиде-Спасительнице». Плиту нашли лет двадцать назад и передали на хранение британскому представителю.

Надпись на плите дала местным исследователям повод для усиленных размышлений. Было очевидно, что она датируется классическим эллинским периодом, т. е. ей более двух тысяч лет. Интересно, что делал афинянин с одним или несколькими спутниками (в свете новейших данных поврежденное слово переводится как «солдаты», а прежде его принимали за часть имени, притом женского) на острове посреди Персидского залива? Преобладала гипотеза, что речь шла о людях, уцелевших после кораблекрушения; в пользу такой догадки вроде бы говорило то, что два божества названы «спасителями».

Во всяком случае, остров Файлака несомненно заслуживал внимания, и наиболее многообещающей исходной точкой на острове выглядел городок Курайния.

На самом деле вышло иначе; Курайния оказался не старше Кувейта. Среди его разрушенных стен в неглубокой лощине на северном берегу острова лежали бирюзовые черепки с грубой глазурью, характерные для последних двух столетий. Обстоятельное исследование крепости и тщательные раскопки одной из угловых башен дали такой же результат. Это была типичная для арабских цитаделей круглая башня, нисколько не похожая на многоугольные башни португальских фортов.

Изучая фотографии, чертежи, отчеты и черепки — итог основательно продуманных и выполненных раскопок, — я невольно сожалел о том, что такая энергия и инициатива не были вознаграждены более волнующими находками. Знай я в те минуты, что впоследствии покажет остров Файлака, я сожалел бы еще больше. Слишком часто в археологии случается так, что профессионалы собирают плоды там, где семена посеяли любители. Если говорить о Персидском заливе, то здесь мы вообще обязаны почти всеми главными открытиями чутью зорких любителей и щедрости, с какой они делятся с нами своими открытиями. Надеюсь, сэр Гвейн Белл (впоследствии британский посол в Нигерии) и Джон Мыор (несомненно, и сейчас представляющий где-нибудь Британский совет) довольны тем, как мы распорядились древностями острова, на котором они начали раскопки первыми.

Именно Джон Мьюр на другой день проводил меня в министерство просвещения Кувейта и познакомил с заместителем министра. Дарвиш Микдади — выходец из Ирака, уже немолодой приветливый человек с манерами джентльмена старой школы, довольно учтивый, высокообразованный. Нам с трудом верилось, что во время второй мировой войны он играл видную роль в восстании Рашида Али в Ираке и не один год провел в заточении. За вкрадчивыми манерами Дарвиша Микдади крылась поразительная ясность ума. Ему принадлежала немалая заслуга в достижениях министерства просвещения, которое строит и обеспечивает преподавателями в среднем десять новых школ в год, открыло среднюю школу, намереваясь преобразовать ее в университет, как только ученики достигнут студенческого возраста, и постановило превратить одну из уцелевших кувейтских крепостей во временный музей, пока разрабатывался проект постоянного.

Перспектива, что мы можем найти что-нибудь интересное для музея, сразу увлекла Дарвиша Микдади, и после обязательной получасовой светской беседы за чашкой кофе мы еще полчаса посвятили серьезному планированию экспедиции на следующий год. Вылетая на другой день в Данию, я увозил в портфеле проект утвержденного в принципе ходатайства о разрешении произвести археологическую разведку на территории всего Кувейта, с упором на остров Файлаку, причем министерство просвещения брало на себя все расходы.

Да и в самой Дании меня в то лето ждало много дел. Подготовка работ на Бахрейне, в Катаре и Кувейте не на один месяц пригвоздила меня к письменному столу в окружении заваленных черепками полок, между тем как остальные сотрудники музея под летним солнышком занимались раскопками датских древностей. Я не успевал нумеровать черепки. Наш отдел консервирования, размещенный во временной лачуге за музеем, едва справлялся с консервацией подверженных коррозии бронзовых изделий. К тому же в штате не было чертежника, который оформлял бы надлежащим образом выполненные нами в поле разрезы и планы. Наша экспедиция уже становилась непосильной нагрузкой для музея, чьи ресурсы никогда не предусматривали обширных археологических изысканий в странах Востока, и не было недостатка в искренних доброжелателях, призывавших нас остерегаться от неконтролируемого роста экспедиционных работ, превышающего возможности финансирующих организаций. Наверное, они были правы, но мы уже зашли настолько далеко, что не могли давать задний ход.