Читаем В поисках Дильмуна полностью

В ответ на радиовызов от берега отчалило выдолбленное из- одного бревна длинное узкое суденышко. Опытный лодочник ловко прижимал долбленку к борту катера, пока мы передавали в нее наши сумки, треноги, ледоруб, с которым я никогда не расстаюсь, и спускались сами. Едва не черпая бортом воду, лодка развернулась, и волны вынесли ее на покатый берег. Здесь нас на безупречном английском языке приветствовал коренастый мужчина в строгом коричневом костюме — директор школы. В его просторном кабинете с двумя рядами кресел перед рабочим столом (так у арабов принято обставлять приемные) мы познакомились с молодыми преподавателями-палестинцами, одетыми по-европейски.

Если мы с П. В. кутались для защиты от прохладных морских ветров в арабские шерстяные плащи[39], то эти служители просвещения не желали уступать обычаям страны, в которой оказались. Да этого здесь бы и не поняли. Мы приехали изучать прошлое Кувейта, а египтяне, иорданцы и палестинцы были наняты созидать его будущее, понимая под этим европеизацию. Выстроенная всего два года назад современного вида школа продолжала расширяться, и штат преподавателей составляли полные энтузиазма новаторы, явно увлеченные возможностью на голом месте вводить новейшую систему образования, не считаясь с расходами и былыми традициями. На стенах кабинета висели рисунки и картины учащихся, запечатлевших местные сюжеты, а также диаграммы посещаемости и успеваемости. В коридоре мы обратили внимание на стеклянные витрины с коллекциями здешних растений, птиц и насекомых. Сразу после кофе нам показали актовый зал со сценой и кинобудкой. Да и кофе был, как принято в Леванте, сладкий, турецкий, а не с кардамоном, как его пьют на берегах Персидского залива.

На втором этаже мы увидели отведенное нам классное помещение, наскоро разделенное перегородкой на две части — спальню и гостиную. После этого нам представили врача, улыбчивого индийца, который должен был провезти нас по острову на своем джипе — единственной легковой машине на Файлаке. Кроме нее из транспортных средств на острове имелась только автоцистерна, доставлявшая в школу воду из насосной станции на краю деревни.

Условившись выехать сразу после завтрака, мы возвратились в свою квартиру, чтобы разобрать багаж. Нас немного заботило, где и как мы будем есть, но мы напрасно беспокоились. На катере вместе с нами ехал пожилой индиец, который всю дорогу уныло сидел на палубе, кутаясь в пальто. Теперь выяснилось, что он — наш повар. Изобретательный, как все индийские повара, он оборудовал кухоньку в конце школьного коридора, и уже через несколько минут после нашего появления перед нами на ослепительно белой скатерти стояло блюдо с дымящейся бараниной, жареными помидорами и картофелем, и все это на фарфоровой посуде с монограммой министерства просвещения.

Сытые и довольно-таки сонные (нас подняли в половине седьмого, чтобы мы успели на катер), мы отправились наносить визит эмиру, наместнику Кувейтского правителя. Он был кувейтец и поэтому угощал нас кофе с кардамоном. Затем мы, эмир и директор школы сели в джип доктора и покатили по тропам, протоптанным барашками и ослами. Кругом возвышались песчаные бугры, покрытые жидкой травой и колючим кустарником; издали они даже казались зелеными. Проехав несколько километров по северному скату горбящей остров гряды, мы свернули вниз к разрушенным каменным степам бывшей Курайнии. Двадцатиминутной прогулки среди руин с осмотром заложенных в прошлом году шурфов оказалось достаточно, чтобы подтвердить вывод, сделанный мною при первом же знакомстве с добытыми тут черепками. Нам следовало искать древние корни Кувейта не здесь…

Мы вернулись к машине и вскоре оказались на омываемой с двух сторон морем узкой восточной стрелке. На самом ее конце торчали бугры, которые даже издали производили впечатление искусственных сооружений. Подъехав ближе, мы поглядели друг на друга и воскликнули:

— Курганы!

Курганов было немного, всего пять или шесть, и, наученные опытом, мы после Бахрейна и Катара не были склонны гадать об их возрасте без раскопок. Одно не вызывало сомнений: они старше Курайнии и ислама. Мы напали на верный след и взяли курганы на заметку как вероятный объект исследований, если нам не встретится что-либо более интересное. Затем машина развернулась, мы поехали по южному краю стрелки и через гряду возвратились в Зор.

На другое утро мы поднялись пораньше и постарались улизнуть до начала занятий в школе. Ведь по-настоящему разведать местность можно только пешком, тогда как гостеприимные арабы считают своим долгом возить вас на машине, даже если до цели рукой подать. Оставив позади южную окраину Зора, мы отправились по изрытой мелкими колодцами, словно оспинами, местности. Впереди, обозначая юго-западную оконечность острова, стояли близнецы Са’ад ва Са’анд, самые приметные ориентиры на Файлаке — два невысоких широких горба, торчащие над плоской равниной примерно в трехстах метрах друг от друга. И с моря и с суши они напоминают телли.

Перейти на страницу:

Все книги серии По следам исчезнувших культур Востока

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное