В поисках Янтарной комнаты (Сборник)

– Здесь написано, что в 1812 году Москва будет сожжена французами, – говорил Александр I своим советникам. – Что вы думаете по этому поводу?

Он только что прочитал книгу предсказаний, которую доставили ему накануне, и теперь собрал совет, чтобы решить, что делать с этим дальше.

– Мне кажется, что не стоит верить всему, что написано, – осторожно произнёс один из них.

– Да, но предыдущие предсказания этого монаха сбывались, – ответил император.

Минуту он сидел, рассматривая с задумчивым видом записи Авеля, а потом, видимо приняв какое-то решение, сказал твёрдым голосом:

– Конечно, само предсказание меня не беспокоит. Мне кажется нелепым и неправдоподобным то, что кто-то может спокойно спалить Москву, учитывая, что у нас достаточно сильная армия. Меня больше беспокоит другое обстоятельство. Слухи о предсказании разнесутся очень быстро, и все вокруг начнут обсуждать это, а нам такие разговоры совершенно ни к чему.

Он строго посмотрел на своих советников.

– Никто не должен знать об этом, всем всё понятно?

– Да, ваше Величество, – ответил один из них. – А что прикажете делать с этим монахом Авелем?

– Повелеваю посадить монаха-предсказателя в островную тюрьму Соловков и быть ему там дотоле, пока не сбудутся его пророчества.

Вскоре приказ был доставлен на Соловки, и монах Авель был помещён в тюрьму. Шёл 1802 год, и даже если бы его предсказание насчёт сожжения Москвы в 1812 году сбылось, то всё равно в тесной, холодной, насквозь пропитанной сыростью камере, ему предстояло просидеть долгие десять лет.

Думал ли он о том, стоило или не стоило показывать книгу настоятелю? Конечно, думал, как и в прошлые разы, когда только-только был арестован. Но он понимал, что у него не было другого выхода. Раз Господь избрал его, то он должен был обязательно донести до людей всё то, что Бог говорил ему.

Иногда у Авеля закрадывались сомнения по поводу того, исполнится ли на самом деле это предсказание. Но он пытался отогнать их от себя, он не должен был сомневаться в словах Господа. Ведь иначе ему предстояло бы провести за решёткой всю свою жизнь. Но и десять лет, без книг, без общения с людьми, без какого-либо контакта с окружающим миром, не считая тюремщиков, казались Авелю очень большим сроком.

А тюремщики невзлюбили Авеля с самого начала, и ему приходилось очень непросто. Вернее, невзлюбил его игумен за то, что предсказатель бросил тень на Соловецкий монастырь, и на самого игумена. Ведь ему было поручено следить за монахом, и он плохо с этим справился. Вот он и сказал тюремщикам, что они могут вести себя с этим заключённым так, как посчитают нужным, ведь он больше никогда не выйдет на свободу.

И начались у Авеля-предсказателя долгие годы тяжких испытаний. Каждый из тюремщиков издевался над бедным монахом на свой лад. Один мог по несколько дней морить его голодом, другой держал его летом в душной камере, в которой практически нечем было дышать, а зимой в холодной, пока Авель не начинал кашлять и чихать не переставая. Но эти испытания так и не сломили его дух.

Но больше всего несчастий принёс Авелю новый тюремщик, который появился на Соловках спустя пять лет с момента ареста монаха. Этот тюремщик, с молчаливого согласия настоятеля монастыря, а иной раз даже и не с молчаливого, проявил к Авелю наибольшую жестокость. Ему некого было стесняться, ведь игумен был не против, а проверяющих на острове не было испокон веков. Частенько он даже применял силу к этому заключённому. Авель же стойко принимал на себя все удары судьбы, понимая, что это его Путь, который Господь избрал для него, и он должен выдержать его и пройти до самого конца. А конец, он точно знал, был не сейчас, не в этой камере, и не на этом острове.

– Ну, что, когда уже сбудется твоё предсказание? – каждый раз спрашивал настоятель во время своих нечастых посещений Авеля.

Он прекрасно знал, что Авель говорил про 1812 год, но не верил в то, что французы могут сжечь Москву. Да и никто на острове не верил. После поражения под Аустерлицем в 1805 году у игумена промелькнула было мысль: «А вдруг монах прав?», но он быстро прогнал её. Тем более сейчас, когда между русскими и французами был заключен мир, это казалось абсурдным. «Просто слова сумасшедшего», – думал настоятель, прекрасно понимая, что предсказание Авеля не сбудется никогда, и этот заключённый проведёт в камере весь остаток своей жизни.

Авель же, наоборот, был уверен, что это предсказание исполнится. Ведь это были не его слова, а слова самого Бога. Но у него не было календаря, и он находился в неведении касаемо того, какой именно сейчас год, и когда должно будет исполниться предсказание. Десять лет – срок немалый, особенно когда человек сидит в одиночной камере. Сначала смешиваются между собой дни, ночи, и перестаёшь вести им счёт. Затем бесконечные времена года сливаются друг с другом, и уже полностью теряется ощущение времени и становится не понятно – просидел в заточении год, пять лет, а может быть и все десять. Время становится одним бесконечным днём и одной бесконечной ночью.