– Ну, я всегда знал, что это возможно. Честно говоря, я много думаю об этом в последнее время. Моя жена говорит, что это меня изводит. Особенно потому, что я не так давно тебя видел, с полгода назад. Мы с женой были в гостях у ее друзей, и, проходя мимо закусочной, я тебя увидел. Я не часто приезжаю в Бутбей с тех пор, как мои родители отсюда уехали. Я чуть в обморок не упал – так это было неожиданно. Я слышал, что ты перебралась на юг.
– Я вернулась в город год назад.
– Моя жена считает, что мне следует узнать ответ на вопрос, был я тогда отцом твоего ребенка или нет. За последние несколько лет она не раз настаивала, чтобы я позвонил тебе и спросил прямо. Но я снимал трубку и тут же ее вешал. Еще месяца не прошло, как Бэт сама дала мне телефон и умоляла позвонить тебе и просто раз и навсегда выяснить этот вопрос, вместо того чтобы так терзаться.
Вероника замерла.
Бэт. Ее клиентка, заказавшая пирог «Изгнание».
«Такой пирог, который заставит человека не думать о другом человеке…»
Так вот что по желанию Бэт он должен был выбросить из сердца.
«Не мне нужно выбросить кого-то из сердца. Это другому человеку нужно выбросить кого-то из его проклятой головы».
Бэт, так ей и не заплатившая, была женой Тимоти.
– Меня всегда это преследовало, – сказал он. – Не зная, правда ли это, я ужасно с тобой обошелся и поступил неправильно. Я так никогда и не узнал истины. Никогда не хотел знать.
Вероника отогнала его образ – как он стоял в мощенном булыжником переулке в последний раз, когда она его видела. Выражение лица Тимоти, гнев, когда она, дрожа и плача, сказала о своей беременности.
– Думаю, увидев Беа, если согласишься с ней встретиться, ты раз и навсегда поймешь, что она твоя дочь. У нее твои волосы, твоя улыбка. Что-то абсолютно твое в выражении лица.
– Боже, – проговорил Тимоти. – Прости, Вероника. Прости.
Он заплакал, а потом кто-то заговорил с ним, и он сказал, что ему надо идти, и повесил трубку.
Вероника просидела на кухне больше часа, прокручивая в голове разговор с Тимоти. Она посмотрела на незаконченный пирог. Придется его выбросить и начать заново, но только не сегодня. Именно сейчас уверенности ей и не хватало – в отношении Беа. В отношении того, как и что сложится между ее дочерью и Тимоти.
Она взяла трубку, набрала номер Ника и рассказала об этом телефонном звонке.
– Приезжай, – предложил он. – Ли спит с восьми сорока пяти. Привози продукты для пирога, если хочешь. Я помогу тебе печь.
Двадцать минут спустя она сидела за столом на кухне Ника, потягивая вино, а он стоял рядом, готовя пирог «Уверенность». Глядя на него, босого, в синей футболке и джинсах, отделявшего желтки от белков и натиравшего цедру лайма, ей хотелось его поцеловать.
– Ну, как ты, ничего? – спросил он, сбивая смесь.
– Со мной все будет в порядке. Просто это так… странно – разговаривать с Тимоти.
– Да уж, конечно. Хотя, похоже, он наконец признал правду.
– Спасибо, что пригласил меня, – сказала Вероника. – Это было мне необходимо.
Ник сел рядом и взял ее за руку. Когда же он посмотрел на Веронику, она подумала, не поцелует ли он ее – и он это сделал.
Она уже хотела обнять его за шею и от всей души вернуть поцелуй, как в дверь позвонили.
– Вот уж не вовремя, так не вовремя, – сказал он. – И ведь думал об этом, – улыбнулся он Веронике.
Когда он открыл дверь, Вероника услышала мужской и женский голоса, женщина говорила что-то о часах Ли, которые та оставила у них дома, а потом спросила:
– А что это за запах? Сок лайма? Ты выпиваешь?
– Я пеку пирог, – устало ответил Ник. – Спасибо за часы. Я скажу Ли, что вы их привезли.
В кухню ворвалась женщина лет шестидесяти, серебристая блондинка со стрижкой, и уставилась на Веронику.
– Это вы, точно. Леди, пекущая пироги. Ли в точности вас описала, – презрительно добавила она и в ярости повернулась к Нику. – А теперь ты и женщину привел? Когда здесь спит Ли?
– Герти, мы с Вероникой печем пирог, а не занимаемся сексом в гостиной.
В кухню вошел высокий, худой мужчина того же возраста.
– Не груби, Ник.
– Послушайте-ка, вы двое, – произнес Ник. – Я не собираюсь так жить. Ни минуты дольше. Я всем сердцем люблю Ли – вам это известно. Я делаю все, что могу – и мое «все, что могу» достаточно хорошо. Мне жаль, что Ванесса умерла. Может, у нас и не сложились отношения, но я ее любил, заботился о ней. А теперь вы пытаетесь лишить меня отцовства, хотя я единственный оставшийся у Ли родитель? Она ваша внучка – я никогда этого у вас не отнимал. Я когда-нибудь пытался ограничить время, которое она проводит с вами?
Он отвернулся, его руки дрожали над рабочим столом.
– Я пойду, – сказала Вероника. – Думаю, вам есть о чем поговорить.
И выскользнула из кухни.
Вероника не ложилась допоздна, надеясь, что Ник позвонит и расскажет, чем закончился его разговор с родителями покойной жены, но к часу ночи он так и не объявился, а она, должно быть, вскоре уснула. Она все еще чувствовала на губах его губы, ощущала это чудесное стремление поцеловать его в ответ. Интересно, как бы все повернулось, если бы дед и бабушка Ли не ворвались в кухню.