На Петроградском почтамте, как всегда, было многолюдно. Посетители отправляли и получали корреспонденцию, которая проходила через старейший узел связи в огромных количествах. В окошке, где среди прочих, значилась буква «О», Ольсен назвал своё имя и через минуту получил запечатанную телеграмму с пометкой «срочно». Отойдя к конторке Ульрих надорвал бумагу, и развернув послание, переписал содержимое телеграммы в особую страницу блокнота. Получилось следующее: «Викингу. Родственник ждёт посылку с 19 до 20. В ресторане «Астории». 02.09.1917. Трофим Васильев, матрос крейсера «Громобой», находится в Петропавловской крепости, имеет контакт с Кожемякой. Выяснить место нахождения рукописи. Сделать всё, чтобы добыть документ. После выполнения задания действовать по обстоятельствам.». Датчанин скомкал телеграмму и сунул её в карман: он всегда сжигал документы содержащие секретные сведения и собирался сделать это по прибытии в гостиницу. Ситуация прояснилась и он был готов к действиям. Встреча с резидентом должна была состояться через три дня и Ульрих решил пока заняться Васильевым. Он занял пост напротив входа в Петропавловскую крепость. Слежка за матросом уже на второй день дала положительный результат. С утра Васильев вышел из ворот крепости и направился на Петроградскую сторону. На Английской набережной он свернул к «Исаакию» и зашёл внутрь собора. Датчанин потоптался возле входа и собрался уже войти следом и чуть не столкнулся с выбежавшим обратно Трофимом. Ольстер быстро закрыл лицо крестным знаменем и в поклоне краем глаза проводил сбегающего вниз по ступенькам матроса. Там он споткнулся о последнюю ступеньку, выругался, и поправив бескозырку, направился на Мойку, в сторону Юсуповском дворца, где в подвале с говорящим названием: «Под столом», его ждал вновь обретённый родственник Дормидонт. Датчанин проследил за Трофимом, и войдя следом, наконец, увидел человека, которого должен был убить в поезде «Париж-Петроград». За широкой спиной матроса, он прошёл к столам и некоторое время сидел совсем рядом, делая вид, что его интересуют внутренности сушёной воблы и мерзкое пиво. «Родственники» о чём-то тихо переговаривались, и по обрывкам фраз, Ольсен понял, что обсуждались перспективы развития анархизма в России. Решив, что больше ничего интересного узнать не удасться, он покинул заведение и вышел к Мойке, где по воде курсировали лодки гружёные товарами, чем-то напоминавшие ему Копенгаген с его каналами. План прорабатывался в голове быстро. Датчанин любил внезапность и натиск. Решено было дождаться пока любители выпить загрузятся под завязку и действовать по обстоятельствам.
Прошло полдня и только к вечеру уставшая парочка появилась в дверях кабака. Шатаясь они поднялись по ступеням на улицу и спотыкаясь побрели по набережной
– Ты не представляешь, как помог мне, – пьяно выговаривая слова произнёс Трофим, обнимая Александра-Дормидонта. – Я сегодня остался совсем один-одинёшенек, едрён дон. Отец от меня отказался, брат-уголовник презирает… Сабака! Только ты меня понимаешь. Ты меня понимаешь? Да? Скажи… Едрён дон.
– Я тебя понимаю – согласился Кожемяка. То, что поведал ему пьяный Трофим, хватило чтобы понять, что они с Ришаром шли по ложному следу, и не один из братьев не участвовал в налёте на квартиру Калашниковых и Яков Фёдорович видел кого-то другого, очень похожего на них. Но кто же этот таинственный визитёр. Кто убийца? Возможно шлейф от него тянется до Парижа в отель «Виктория». Ведь так просто объяснимы два события связанные одним мотивом – связанные рукописью, за которой началась охота… И охотник этот где-то рядом. Александр невольно оглянулся: на набережной быстро темнело. Народ идущий по своим делам не вызывал особой тревоги. «И всё же он здесь» – подумал «родственник» Васильева стараясь поставить Трофима прямо.– «Он рядом, как в поезде.. Как там, на лестнице…». Александр прислонил матроса к парапету набережной и того вырвало в канал.
– Сейчас тебе полегчает, брат. – сказал Александр. Его тоже мутило, но он держался. Очистив желудок Васильев действительно посветлел лицом и взгляд его стал осмысленнее. Он начал икать.
– Мне пора— вспомнил Трофим о том, что мичман отпустил его десяти вечера.
– Я провожу – сказал Александр и взял его под руку.
– Нет, я сам, едрён дон,– воспротивился Трофим и двинулся достаточно твёрдой походкой по набережной. Будто по палубе при сильной качке. Александр поплёлся следом тоже постепенно приходя в себя. Было свежо: наступала осень. На Гороховой они повернули к Адмиралтейству и вышли к дворцовому мосту. Здесь они долго стояли обнимаясь, будто прощались на век, и расстались. Трофим поспешил в крепость, а Александр отправился в гостиницу, на Сенную площадь, где они с Ришаром снимали номер на двоих. Когда «родственники» расстались, датчанин посмотрел вслед уходящему матросу, и развернувшись, пошёл за Александром. «Этот приведёт меня в нору»– с удовлетворением думал Ольсен, незаметно следуя за своей жертвой.—«Какая удача—всех разом порешу!».