В поисках «полезного прошлого». Биография как жанр в 1917–1937 годах

Миф о Грибоедове уже существовал в русском сознании, но он был двойственен по своей природе. С одной стороны, Грибоедов воспринимался как великий поэт-мученик, автор бессмертной комедии «Горе от ума», но трагически опередивший свое время и погибший ужасной, хотя и в некотором смысле очистительной смертью в Тегеране. С другой стороны, Грибоедов оставался самой непонятной фигурой в русской литературе: спорна его дата рождения, неоднозначны его отношения с декабристами, вызывал сомнения даже его поэтический дар (почему он создал только одно великое произведение?) и дипломатический талант (как он мог совершить столь роковую ошибку в Персии?)[28].

Когда Грибоедов стал героем романа, эти и многие другие факторы оказались актуализированы. В книге «О литературном герое» Гинзбург утверждала, что реальные люди, помещенные в вымышленные обстоятельства, отличаются от вымышленных персонажей. Она приводила в пример Наполеона из «Войны и мира»: безусловно, Наполеон, сотворенный Толстым, должен постоянно сравниваться с подлинным, историческим Наполеоном. По словам Гинзбург, образ такого персонажа неизбежно раздваивается[29]. В «Смерти Вазир-Мухтара» Тынянов использовал этот дуализм, рассчитывая на фоновые знания читателя о Грибоедове и одновременно создавая собственную концепцию героя. Романист предпочел подтвердить «зафиксированную» часть мифа о Грибоедове и выразил его в главном эпиграфе к роману, взятом из стихотворения Е. А. Боратынского, которое долгое время считалось посвященным Грибоедову:

Взгляни на лик холодный сей,
Взгляни: в нем жизни нет;
Но как на нем былых страстей
Еще заметен след!

Так ярый ток, оледенев,

Над бездною висит,
Утратив прежний грозный рев,
Храня движенья вид

[Тынянов 1985: 7][30].

Тынянов даже усилил этот образ, сведя к минимуму чувства и страсти своего героя и показав, что он, по сути, только внешне обозначает душевные переживания[31]. Но одновременно он поставил этот тщательно сконструированный образ под сомнение, дав возможность противоречивым источникам проступить сквозь ткань повествования.

Эта двойственность подчеркивалась самой композицией романа, который начинается и заканчивается историческими и литературными мифами. Тынянов начал с общей историкополитической концепции о различиях между людьми 1820-х и 1830-х годов, об их метаморфозах, и воплотил эти различия в физических характеристиках этих людей. Сам Грибоедов вошел в роман как призрак, оживленный воображением Тынянова. В прологе говорится: «Человек небольшого роста, желтый и чопорный, занимает мое воображение. Он лежит неподвижно… Он не думает, не говорит. Еще ничего не решено». Образ Грибоедова постепенно становится цельным, размышляющим, говорящим и действующим, но затем снова начинает исчезать: личность сменяется обозначением должности и звания – Вазир-Мухтар. К концу романа герой полностью развоплощается и становится просто именем. Тело, возвращенное в Россию, может принадлежать, а может и не принадлежать Грибоедову; оно собрано из различных частей тел, оставшихся после тегеранской бойни. Но не только его тело было изуродовано, оказалось искажено и его имя. Когда Пушкин спросил возчиков, встреченных им по дороге из Тегерана: «Что вы везете?», то услышал в ответ: «Грибоеда» [Тынянов 1985: 9, 414][32].

Это возвращение к литературному мифу, как может показаться, делает бесполезной всякую попытку увидеть стоящего за именем человека. Однако в своем романе Тынянов показал именно этого человека. Как примирить эти две стороны мифа о Грибоедове и эти два аспекта романа Тынянова? Один из возможных ответов заключается в том, что примирения не существует, остается только искаженное имя и различные версии истины, которые могут придумать потомки. Но Тынянов был слишком заинтересован в определении исторической правды, чтобы допустить в своем романе такую двусмысленность. Вместо этого, внося свой вклад в миф о Грибоедове и одновременно демонстрируя границы этого мифа, Тынянов указывал, как понять суть мифа и суть русской культуры. Эта суть – бессмертие художника и значение его судьбы для будущих поколений.