— Чему ты радуешься? — осторожно поинтересовалась, уже не пытаясь высвободиться из родного тепла любимых рук.
— Ты любишь меня, я нужен тебе и только поэтому так жаждешь меня оттолкнуть. Я слышу, как быстро, громко стучит твое сердце, когда я рядом и этот ритм делает меня самым счастливым на свете. Пока оно бьётся именно так, я знаю, что любим и нужен тебе, чтобы ты не говорила, чтобы не делала. Стоит только подойти и услышать его, оно не обманет, не оттолкнет, — шептал муж, разворачивая меня лицом к себе и опуская большую, теплую ладонь на взволнованную грудь, туда, где находился предательский орган, так просто выдающий все чувства ему.
— Не нужно было возвращаться, это ничем хорошим не закончится, — констатировала я, понимая, что никак не могу оторваться от этих взволнованных глаз, и губы тянуться к его, разрывая все мои мысленные преграды и барьеры в поисках поцелуя и ласки. Но он не поддался на мой порыв, просто крепче обнял и, поцеловав в кончик носа отпустил.
— Одевайся, — попросил он, покидая мою гардеробную, — я жду тебя в спальне, — донеся теплый голос уже из нее.
Все еще взволнованная и не думающая ни о чем, попыталась собраться и не заплакать от боли и тоски. Впервые за столько совместно прожитых лет, его губы не ответили на мою просьбу о поцелуе. И вроде нужно радоваться, именно к этому ты и стремилась, но сердце рвалось из груди, вместе с жалобным звериным криком разрывающем душу. Пришлось сжаться в маленький комочек на полу, чтобы не выпустить их наружу и дальше существовать.
— Нельзя показывать эту боль ему! Ох, если так тяжело сейчас, то, что будет, когда собственно ручно отдам его Силене? — с ужасом осознавала, все еще пытаясь не расплакаться и натягивая на себя первое попавшее платье.
Приведя в себе в подобие порядка, вышла в спальню, но никого в ней не обнаружив услышала едва уловимый скрип на балконе и направилась туда.
Джон расположился на качелях и пристально следил за планетой, проплывающей над его головой высоко в небесах.
Пытаясь не отвлекать завороженного мужчину от этого важного занятия, спокойно прошла к столу и опустилась на один из стоявший за ним стульев, предварительно развернув его к предполагаемому собеседнику.
— И так, о чем ты хотел говорить? — все-таки подала голос я.
— Это сложно, — не глядя на меня, ответил он.
— Ты попробуй, начни хоть с чего-то.
— Речь пойдет о Силене и ее участие в нашей с тобой судьбе, — тихо сказал Джон и его взор с небес опустился ко мне на грешную Рену.
От этой фразы вся похолодела внутри, почувствовав, как тело пробила мелкая дрожь, — вот и все, — решила я, — он устал бегать за мной и ждать от меня крошечных подачек любви и тепла, поэтому решил быть с ней! Но ведь именно этого ты и хотела? Не так ли?
— Джон, — попыталась произнести, понимая, что мой голос предательски дрогнул и практически не слушается, становясь странным хриплым шепотом. — Ты свободен, я не держу тебя, — отвернувшись от мужа в сторону бескрайних просторов и больно прикусив сразу обе губы, ответила я. — Если ты хочешь быть с ней, — попыталась произнести, но не смогла до конца закончить фразу, понимая, что вся моя показная стать пробита и разум больше не может удерживать лавиной нахлынувшие слезы, поэтому поднялась и, подойдя к перилам дала волю чувствам, пытаясь хотя бы совладать с голосом, — то имеешь на это полное право. Ты свободен, поступай так, как велит твое сердце, я не стану на пути!
Слезы душили, обжигая заледеневшие щеки и душу, но голос на удивление был тверд. Осталось только развернуться, уйти и, он свободен, а вместе с ним и я. Но что-то пошло не так и тугой узел из стальных рук обвил мою талию, крепко прижав меня к горячей груди, предварительно развернув лицом к тому, кого я все еще путалась отпустить.
— Какая же ты! — прошептал он, целуя меня в макушку, накрывая губами мокрые щеки, плачущие глаза, губы.
— Дура? — прошептала я, не в силах больше сдерживаться и, отвечая на поцелуй.
— Нет, — всего лишь на миг отстранившись от меня, произнес он, — любимая! — и страстные, требовательные губы снова впились в мои. Его огромные крылья обняли нас обоих, скрывая от целого мира прочной и бесконечной стеной. Становилось так спокойно, тепло на душе, что разум мерк на фоне чувств и желания быть частью его, нет стать одним целым. Он сгорал под этим натиском крепких и теплых рук, прижимающих к широкой груди и, я наслаждалась родным, и до боли необходимым теплом отвечая на поцелуи объятия и требуя их еще больше в ответ. Разорвав всего на миг эту нерушимую связь, для того чтобы взглянуть мне в глаза и прочесть в них ответ на свой немой вопрос, он подхватил меня на руки и отправился в спальню. Я должна была сопротивляться, биться, вырываться из рук и бежать как можно дальше от него сломя голову, но не могла, не хотела, решив отдаться на суд Божий, Огеля, людской, любой. Я приготовилась гореть в аду за все свои грехи и даже те, которые еще пока не совершила, но сопротивляться им больше не было силы.