Потепление отношений с Берлином рассматривалось Лондоном не как самоцель, а как способ создания благоприятного для Британии международного климата. Одной из первых попыток Англии достичь взаимопонимания с Германией по ряду принципиальных вопросов явилась так называемая «миссия Холдена». В феврале 1912 г. британский военный министр с неофициальным визитом посетил Берлин, где провел консультации с высшим руководством Германской империи. В ходе этих встреч обсуждалась возможность заключения англо-германского соглашения о нейтралитете и сокращении морских вооружений. Хотя сторонам не удалось прийти к компромиссу, все же нельзя оценивать поездку Холдена как безрезультатную: она послужила толчком к англо-германским дискуссиям по колониальным вопросам, в том числе о судьбе португальских колоний[809]
. Кроме того, был дан старт переговорам по животрепещущей проблеме строительства Багдадской железной дороги, которые в 1914 г. завершились подписанием серии соглашений между британскими и германскими финансовыми группами, а также между правительствами двух стран. В соответствии с этими договоренностями Общество Багдадской железной дороги отказывалось от строительства участка от Басры до Персидского залива, а также от сооружения порта в Персидском заливе. В свою очередь Англия обязывалась не чинить препятствий строительству Багдадской магистрали и не мешать участию британского капитала в этом предприятии[810].Однако провал попыток хотя бы временно «заморозить» англ о-германское морское соперничество, необходимость передислокации британского военно-морского флота в Северное море, угроза доминирования в Средиземном море флотов держав Тройственного союза (Италии и Австро-Венгрии) поставили перед английским правительством вопрос о перекладывании на Францию ответственности по обеспечению преобладания Антанты в Средиземноморье. Таким образом, безопасность морских коммуникаций, жизненно важных для Британской империи, ставилась в зависимость от успешных действий французского военно-морского флота. В ходе переговоров 1912–1913 гг. Лондону и Парижу удалось достичь договоренности, в соответствии с которой в случае войны Англии и Франции с Драйбундом французский флот проводил операции в Средиземном море, а британский – отвечал за защиту Ла-Манша и атлантического побережья Франции[811]
.Во время проведения англо-французских консультаций адмиралтейством просчитывались возможные выгоды и ущерб от вывода британских военных судов из Средиземноморья. В мае 1912 г. в процессе обсуждения КИО вопроса о присутствии британского флота в этом регионе была затронута проблема его воздействия на внешнеполитический курс Османской империи. Турция, как отмечалось, будучи слабой восточной страной, проводила политику лавирования между великими державами и игры на их противоречиях. Между тем влияние Британии в Константинополе непосредственно определялось ее доминирующими позициями в Средиземноморье. Отзыв оттуда английского флота означал окончательное попадание Турции в орбиту германской политики, что в свою очередь позволяло Порте рассчитывать на «возвращение» Египта[812]
. Колебание внешнеполитического курса Османской империи заставляло Уайтхолл вновь и вновь возвращаться к проблеме турецкого (и в целом внешнего) вторжения в Египет. Главная сложность состояла в том, что английский гарнизон на берегах Нила был не в состоянии самостоятельно противостоять агрессии извне, тогда как в случае блокирования кораблями враждебных держав Средиземного моря подкрепление английским войскам могло прийти только со стороны Индии. Британская администрация опасалась широко задействовать местные войска в Нижнем Египте, которые могла привести в волнение перспектива войны против единоверцев-турок, что угрожало внутреннему спокойствию провинции[813]. В условиях, когда Британия не располагала достаточными силами для обороны Египта, а влияние Турции на мусульман, находившихся под британской властью, было велико, Лондон пытался избежать очередного обострения Восточного вопроса, в том числе его балканского аспекта.Неудачи в войне с Италией и проводимая младотурками политика «оттоманизации» способствовали ухудшению внутриполитического положения Османской империи. Возобновившееся в 1912 г. восстание албанских племен, серия взрывов в македонских вилайетах, организованная комитаджами и спровоцировавшая преследования со стороны турок местного христианского населения, инцидент в Беране[814]
и резня в Кочанах[815] послужили прологом к балканскому кризису 1912–1913 гг.