В поисках равновесия. Великобритания и «балканский лабиринт», 1903–1914 гг.

Из заявлений руководителей французской и английской дипломатии можно вынести впечатление об их скептическом отношении к Балканскому союзу. Однако это не совсем верно[823]. В Лондоне и Париже были в первую очередь разочарованы преждевременным выступлением блока балканских государств (т. е. без санкции на то Антанты). Поскольку с точки зрения «распределения обязанностей» в рамках Тройственного согласия взаимоотношения со славянскими государствами находились в компетенции Петербурга, то, на взгляд французов и британцев, разразившийся в октябре 1912 г. кризис был следствием просчетов политики России на Балканах.

Накануне войны и в самом ее начале Лондон считал, что с мирными инициативами должны выступать Вена и Петербург, от тесного взаимодействия которых зависела возможность ее локализации. Высокопоставленные чиновники Форин Оффис, однако, выражали сомнения относительно долгосрочности австро-русского сотрудничества[824]. Англичане занимали выжидательную позицию по вопросу коллективных действий держав с целью предотвращения войны на Балканах. Британия, как подчеркивал Никольсон, несомненно, присоединится к сделанным Россией и Австро-Венгрией заявлениям в балканских столицах, но Лондон колебался предпринимать такие шаги в Константинополе, хотя, по признанию дипломата, подобная уклончивость позволяла державам упрекнуть англичан в срыве попыток предотвратить войну[825]. Столь осторожное поведение Британии было продиктовано практическими интересами, которые у нее имелись на тот момент в Османской империи. Ввиду проходивших переговоров по Багдадской железной дороге и Персидскому заливу Англия не хотела «отталкивать от себя турецкое правительство»[826]. Кроме того, Лондон не мог игнорировать такой немаловажный фактор, как реакция мусульманского мира, в том числе индийских мусульман, на его политику в отношении исламской державы. Например, в Афганистане война на Балканах виделась как конфликт ислама и Европы. Афганский эмир, несмотря на наличие официального соглашения с англичанами, воспринимал последних как врагов религии: он призывал мусульман «пожертвовать жизнью и имуществом в борьбе за великого халифа, за мировую исламскую державу»[827].

Одной из мер, предпринятых великими державами для деэскалации конфликта в Юго-Восточной Европе, стала выработанная Пуанкаре и Сазоновым формула. В ней заявлялось о возвращении к довоенному статус-кво на Балканах и сохранении территориальной целостности Османской империи, в европейских провинциях которой державы планировали провести реформы в соответствии со статьей 23 Берлинского трактата[828]. Форин Оффис, формально соглашаясь с франко-русскими предложениями, считал их малоэффективными в плане влияния на балканских игроков и Турцию[829]. На взгляд Бьюкенена, не имело смысла говорить о каком-либо урегулировании, пока не состоялось решающее сражение[830].

События на Балканах дали импульс дальнейшим дискуссиям в британских общественно-политических кругах о путях решения Восточного вопроса. Причем даже у радикальной общественности наблюдались различные оттенки во мнениях на происходящее. Балканский комитет во главе с Ноэлем Бакстоном традиционно возлагал на Англию ответственность за постановления Берлинского конгресса, «заложившие предпосылки этой войны», а также обвинял «европейский концерт» в «потраченных» годах на реализацию Мюрцштегской программы. По утверждению Бакстона, пришло время покончить с зависимостью этих «многообещающих народов» от турецкой власти[831]. Несколько по-иному на ситуацию смотрели те либерал-пацифисты, чьи взгляды отражал журнал «Экономист». Они опасались, что состоявшийся в сентябре 1912 г. визит Сазонова в Бальмораль и укрепление англо-русской Антанты подтолкнут Россию к осуществлению ее «старых замыслов» относительно Константинополя[832]. На раннем этапе войны либерал-пацифисты считали наиболее приемлемым вариантом урегулирования балканской проблемы введение автономии на македонских территориях при гарантиях безопасности и правосудия со стороны великих держав, но под суверенитетом султана[833].

Пытаясь спрогнозировать последствия, которыми могла обернуться разгоревшаяся война для баланса сил на Балканах, Ближнем Востоке и в Европе, британские дипломаты полагали, что успех союзников таил в себе массу неприятностей. По словам английского посланника в Белграде Р. Пэйджета, триумф балканских государств станет «критическим моментом для мира в Европе»[834]. В Англии выражалась надежда на то, что ни балканские государства, ни Турция не добьются явного военного преимущества, ибо это существенно упростит задачу урегулирования кризиса в регионе[835].