В аналитических обзорах, появлявшихся в европейских периодических изданиях, французских и британских, Вена зачастую изображалась как сторона, потерпевшая поражение в Балканских войнах. И это притом, что монархия Габсбургов не лишилась никаких территорий, а ее жесткая, агрессивная дипломатия «балансирования на грани войны», казалось бы, приносила свои плоды, например, в виде образования Албанского государства. Чем было вызвано такое несоответствие «реальной» картины и ее журнальных интерпретаций? На взгляд уже цитировавшихся Р. Пино, Г.У. Стида и Р.У. Сетон-Уотсона, итоги Балканских войн и прежде всего усиление и укрупнение Сербского королевства – событие внешнее с точки зрения политической жизни Австро-Венгрии – оказало дестабилизирующее воздействие на сложный организм многонациональной империи Габсбургов[1007]. Так, Сербия, как выражался Пино, «этот постоянный объект насмешек венской бюрократии», превращалась в центр притяжения югославян империи[1008]. И усиление гравитационного поля между югославянским ядром в лице Сербии и югославянским элементом в рамках Дунайской монархии грозило взорвать последнюю изнутри. Однако, в отличие от законов физики, упомянутые авторы, считали главной причиной движения частиц, т. е. югославян, не столько формирование мощного центра, сколько распад прежних политических связей и структур в самой империи Габсбургов, а также желание ее руководства игнорировать этот процесс. И если политики не имеют возможности повлиять на действия физических сил, то Вена, как это представлялось европейским авторам, вполне могла помешать притяжению югославян к Сербии, инициировав перестройку Двуединой монархии[1009].
Еще один важный момент, который высветили события Балканских войн, заключался в том, что фактор общественного мнения начинал все сильнее воздействовать на процесс принятия внешнеполитических решений в Австро-Венгрии. Особенно жаркие дискуссии по вопросам балканской политики Дунайской монархии разгорелись в Транслейтании, что неоднократно фиксировали в своих донесениях русские и британские дипломаты. Как передавал из Будапешта британский генеральный консул У. Макс Мюллер, во время заседания венгерской делегации оппозиция довольно резко критиковала Берхтольда за непоследовательный внешнеполитический курс на Балканах в период кризиса 1912–1913 гг.: провал попыток защитить интересы Австро-Венгрии в регионе и непомерные военные затраты, связанные с частичной мобилизацией войск[1010]. Более того, звучали призывы (правда, не разделяемые подавляющим большинством правящей элиты) о смене внешнеполитической ориентации Двуединой монархии: отход от Драйбунда и развитие сотрудничества с державами Антанты. Одним из выразителей этой точки зрения был видный лидер оппозиции граф М. Каройи[1011].
Неудовлетворенность венгерского общества балканской политикой Вены, с одной стороны, и отсутствие внутри него единодушия по внешнеполитическим сюжетам – с другой, также нашли отражение в венгерской прессе. Как констатировал русский генеральный консул в Будапеште М. Приклонский, на страницах венгерских печатных изданий прослеживались две тенденции: приверженность конфронтационной модели взаимодействия с Россией и ее «балканскими протеже» (Сербией и Черногорией) и осуждение этих провокационных публикаций. Причем, как подчеркивал Приклонский, в будапештских изданиях констатировалась нетождественность интересов Венгрии и Дунайской монархии: «Наше отечество Венгрия, а не монархия, и чем сильнее монархия, тем слабее наше отечество»[1012]. От Вены требовалось доказать обоснованность ее балканской политики, общность интересов обеих частей Дунайской монархии в Юго-Восточной Европе. На деле это означало, что сближение позиций Транслейтании и Цислейтании зависело от обострения ситуации на Балканах, ибо оно предполагало консолидацию усилий Вены и Будапешта для противодействия сербской угрозе военными методами. Общественное мнение, как можно заключить из донесений иностранных дипломатов, вносило изрядный элемент непредсказуемости в выработку балканской политики Австро-Венгрии.