В поисках равновесия. Великобритания и «балканский лабиринт», 1903–1914 гг.

Манифестацией союзнической солидарности и показателем эволюции Цвайбунда в сторону еще большей сплочённости и скоординированности действий являлись регулярные встречи венценосных особ, совещания глав генеральных штабов и командующих флотами[1030]. Одной из таких демонстраций единства австро-германского фронта стало свидание Вильгельма II и Франца Фердинанда, состоявшееся в Конопиште в середине июня 1914 г., за полмесяца до гибели наследника австро-венгерского престола в Сараево. Поскольку в состав германской делегации входил статс-секретарь по делам имперского флота гросс-адмирал А. фон Тирпиц, обозреватели могли сделать вывод о том, что кайзер посвятил свой визит «не только созерцанию розария эрцгерцога, но и обсуждению иных проблем, помимо садоводческих»[1031]. Австро-венгерская пресса, по донесению британского посла в Вене М. де Бансена, придавала большое значение встрече в Конопиште, ибо для местной общественности было важно в очередной раз убедиться в незыблемости германской поддержки. На страницах ежемесячного венского издания «Милитэрише Рундшау» констатировалось, что после Балканских войн международная обстановка для Центральных держав в результате «махинаций» Антанты резко ухудшилась: они оказались со всех сторон замкнуты в кольце врагов. Военные приготовления России, жажда реванша Франции, вхождение Румынии в сферу влияния Антанты – все это требовало от Германии и Австро-Венгрии наращивания вооружений, в том числе и военно-морских[1032].

Политическое и военное командование стран Сердечного согласия также пыталось наладить военное взаимодействие в рамках блока, хотя и не в таких масштабах, как их оппоненты из Тройственного союза. Например, британские морские офицеры в большинстве своем полагали, что военные приготовления должны осуществляться исходя из «глобального» охвата будущей войны («Universal War»), в которой друг другу будут противостоять две коалиции держав[1033]. Британский военный атташе в Вене майор Т. Каннингем рапортовал де Бансену: «На протяжении всего прошлогоднего кризиса (Балканских войн – О. А.) военные атташе Сердечного согласия обменивались взглядами, информацией, обсуждали возможное развитие событий, и я имею все основания думать, что нечто подобное происходило в противоположном лагере, а потому кажется странным, что идея совместных действий не должна стать наиболее вероятным способом проведения военных операций как на суше, так и на море»[1034]. В этом же духе, как уже отмечалось, Лондоном и Парижем было заключено соглашение о базировании британского и французского флотов. Весной-летом 1914 г. в обстановке строгой секретности велись переговоры и о заключении военно-морской конвенции между Россией и Великобританией[1035].

Более глубокими были военные контакты в рамках франко-русского альянса. В 1912–1913 гг. состоялись совещания начальников русского и французского генеральных штабов, на которых сторонами были согласованы планы стратегического развертывания войск; принято решение о реновации и строительстве железных дорог, призванных обеспечить концентрацию русских войск вдоль границы с Германией (для реализации этого замысла французская сторона предложила русскому правительству разместить крупный заем на парижском рынке); заключена военно-морская конвенция[1036].

Между тем Тройственный союз и Антанта по составу участников и характеру взаимосвязи между ними являлись весьма непохожими друг на друга военно-политическими комбинациями, что вело к некоторому дисбалансу сил на мировой арене и вносило элемент непредсказуемости в международную жизнь. Отношения Германии и Австро-Венгрии вполне соответствовали описанной Фукидидом модели: более слабое государство было вынуждено следовать в фарватере политики более сильного игрока, чтобы защитить свои интересы. Еще в начале 1912 г., когда за геополитическим горизонтом не была видна «перестройка» существовавшего на Балканах регионального порядка, депутат австрийского рейхсрата К. Крамарж критиковал правительство Дунайской монархии за чрезмерно «тесные узы» с империей Гогенцоллернов, заявляя, что «Австрия была привязана к Берлину телеграфным кабелем, будто железной проволокой»[1037]. Эта тенденция только усилилась после Балканского кризиса 1912–1913 гг.

Воспринимая себя в качестве лидера Тройственного союза, Германия была вынуждена поддерживать своего ближайшего партнера в Европе. Ибо Берлин рассматривал ослабление Двуединой монархии (прежде всего на Балканах, где она была наиболее уязвима) как удар по Драйбунду, а следовательно, как откат его позиций на международной арене. Любая акция, направленная на восстановление влияния Австро-Венгрии в Юго-Восточной Европе, на взгляд германского руководства, могла быть записана в актив австро-германского альянса.