В поисках равновесия. Великобритания и «балканский лабиринт», 1903–1914 гг.

В Лондоне лица, ответственные на выработку внешнеполитических решений, настаивали на том, что для Англии как глобальной державы нейтралитет оказался бы губительным. Э. Кроу очертил два возможных сценария развития событий. В случае победы Центральных держав он предрекал вытеснение французского флота из Ла-Манша и оккупацию его германским флотом. Торжество франко-русского союза при неучастии Англии в войне поставило бы на повестку дня вопрос о британском контроле в Средиземноморье и безопасности Индии. Интересы Англии, как подчеркивал Кроу, были тесно связаны с Антантой. Таким образом, центральная проблема, которую была призвана разрешить надвигавшаяся мировая война, заключалась не в судьбе Сербии, а в том, удастся ли Германии установить гегемонию в Европе или нет[1057].

Все же в Лондоне не оставляли надежды избежать европейской войны, направив усилия великих держав на урегулирование австро-сербского конфликта. Высокопоставленные чиновники Форин Оффис рассчитывали воспользоваться опытом Балканских войн. Ведь тогда благодаря англо-германскому сотрудничеству удалось удержать Россию и Австро-Венгрию от столкновения. 26 июля Уайтхоллом было выдвинуто предложение провести в Лондоне конференцию в составе послов трех держав (Франции, Германии и Италии) и британского статс-секретаря по иностранным делам[1058]. Лондон ожидал, что в рамках подобного мероприятия Германия окажет умиротворяющее воздействие на свою союзницу.

На первый взгляд, Берлин занял позицию, идентичную Лондону, т. е. подчеркивал свою склонность не вмешиваться в ситуацию на Балканах. По словам германского статс-секретаря по иностранным делам Г. фон Ягова, Грей «совершенно верно» разделял два конфликта: австро-сербский и австро-русский[1059]. Исходя из этого, германское руководство отказывалось участвовать в какой-либо конференции, где от нее требовалось «представить Австрию перед европейским судом из-за ее распри с Сербией», хотя и не исключало возможность посредничества между Петербургом и Веной[1060]. Ягов настаивал на том, что, «если Австро-Венгрия считает необходимым “разобраться” с Сербией, он не понимает, почему должна вмешиваться третья сторона»[1061]. Логика поведения германской дипломатии укрепляла Форин Оффис в мысли о том, что Германия ни словом не призвала свою союзницу к сдержанности[1062].

По воспоминаниям Грея, организация конференции послов, подобно той, которая функционировала в Лондоне в 1912–1913 гг., в тех условиях была самым верным способом сохранить мир в Европе – «достойный мир», «без победителей и проигравших». Сербский ответ[1063]на австрийский ультиматум позволял Австро-Венгрии с честью для себя разрешить создавшийся кризис[1064].

Берхтольд отверг предложение Грея о посредничестве четырех держав на базе сербской ноты, заметив при этом М. де Бансену, что «Сербия не представляет непосредственной угрозы для Великобритании, в отличие от Австро-Венгрии»[1065]. Балльплац прилагал максимум усилий, чтобы убедить Лондон в том, что, принимая военные меры против Сербии, Дунайская монархия решала вопрос сугубо локального характера. Менсдорф пытался объяснить Грею, что выступление Австро-Венгрии было обусловлено объективными причинами: мобилизация, которую она неоднократно проводила в течение последних нескольких лет, ложилась тяжким бременем на экономику империи, и в этот раз правительство было исполнено решимости пойти до конца. По словам австро-венгерского дипломата, Двуединая монархия не стремилась к территориальным приращениям за счет Сербии, а только к «защите своих интересов»[1066].

Думается, что среди главных действующих лиц июльской драмы сработал феномен, получивший в психологии название «эвристика доступности» («availability heuristic»), т. е. выборочный учет прошлого опыта, искажаемого сознанием в процессе принятия решений в новой кризисной ситуации, которая поверхностно, при первом приближении оказывается похожей на предыдущую[1067]. С одной стороны, почти во всех европейских столицах не теряли надежду на мирное разрешение кризиса, спровоцированного сараевскими событиями. Э. Грей неоднократно апеллировал к «дипломатическому наследию» Балканских войн

и практике «концертного» урегулирования международных кризисов. С другой стороны, и Петербург, и Лондон в определенной степени рассчитывали на повторение сценария Боснийского кризиса, только без германского ультиматума, который был бы равнозначен дипломатическому поражению России. В 1908–1909 гг. аннексия Боснии и Герцеговины, а также лишение Сербии и Черногории территориальных компенсаций не привели к подрыву позиций Антанты на Балканах, а также к дисбалансу сил в Европе (Тройственное согласие и Тройственный союз продолжали уравновешивать друг друга). В 1914 г. британская и русская дипломатия были готовы пойти на значительные уступки Австро-Венгрии, в том числе за счет Сербии, чтобы склонить Вену к компромиссу и лишить Германию повода оказать своей союзнице военную поддержку.