Сазонов не только живо откликнулся на предложение главы Форин Оффис о посредничестве четырех держав, но и предложил Берх-тольду прямые переговоры через послов, аккредитованных при правительствах двух империй. Глава русского МИДа выражал готовность заставить Белград максимально удовлетворить претензии Вены при условии сохранения территориальной целостности Сербии и уважения ее прав как суверенного государства. Он призывал австро-венгерское правительство отказаться от своих самых резких требований в обмен на гарантии держав контролировать распространение антиавстрийской пропаганды на территории королевства. Предполагалось, что посланники великих держав в Белграде будут находиться в постоянном неформальном контакте и в случае необходимости оказывать давление на сербское правительство с целью заставить его пресечь деятельность антиавстрийских революционных организаций на территории королевства[1068]. В Вену поступали сообщения от посла в Петербурге графа Ф. Сапари о том, что Сазонов в надежде сохранить мир «хватался за соломинку»[1069].
Лондон, если судить по выдвигаемым им с 26 по 29 июля схемам урегулирования балканского кризиса, с каждым разом все больше и больше демонстрировал свою склонность пойти навстречу требованиям австро-венгерского правительства. Первоначально Грей настаивал на том, что «до разрешения вопроса конференцией сербская территория не могла быть подвергнута вторжению, поскольку тогда все усилия окажутся тщетными и мировая война будет неизбежна»[1070]. Форин Оффис, впрочем как и МИД России, после объявления 28 июля Австро-Венгрией войны Сербии смягчил свою позицию: начало боевых действий между двумя странами не являлось поводом для прекращения австро-русских переговоров. В условиях стремительно меняющейся ситуации Лондон с интересом откликнулся на «план залога», выдвинутый германской стороной. Вильгельм II, оценивший сербский ответ на ультиматум как дипломатический триумф Дунайской монархии, в качестве одного из вариантов урегулирования австро-сербского конфликта называл временную оккупацию австро-венгерскими войсками Белграда и части Сербии с целью гарантировать исполнение сербами условий ультиматума[1071]. Соглашаясь с так называемой «остановкой в Белграде», Грей исходил из того, что в ближайшее время войска Дунайской монархии все равно займут сербскую столицу. Единственное условие, на котором настаивал глава Форин Оффис, был отказ Австро-Венгрии от дальнейшего продвижения вглубь сербской территории[1072]. Россия, как впоследствии отмечал Сазонов, «не возражала и против этого нового предложения, хотя оно и превышало по своей уступчивости все, чего можно было от нее ожидать»[1073].
Несмотря на все попытки склонить правительство Австро-Венгрии к переговорам, чиновники Форин Оффис были убеждены в том, что только Германия, поддержка которой являлась принципиальным фактором бескомпромиссной политики Вены на Балканах, могла воздействовать на свою союзницу. Грей, по его словам, был согласен на любую форму посредничества четырех держав, которую предложит Германия: успех медиации зависел от желания Берлина «’’нажать кнопку” в интересах мира»[1074].
Позиция Великобритании касательно австро-сербского конфликта и ее усилия, направленные на то, чтобы Вена и Петербург урегулировали свои противоречия, трактовались правительствами Германии и Австро-Венгрии как подтверждение нежелания Англии быть вовлеченной в общеевропейский конфликт. Неучастие Великобритании в войне значительно повышало шансы Центральных держав на успех в военном противостоянии с франко-русским союзом. Благоприятная, с точки зрения Берлина, ситуация (вероятный британский нейтралитет, неподготовленность русской армии, перевооружение которой завершилось бы только к 1917 г., гарантированное участие в войне Австро-Венгрии) подтолкнула германское руководство к развязыванию европейской войны.