К рубежу XIX–XX вв. равновесие, поддерживаемое Англией, было размыто, чему способствовали два, казалось бы, не связанные друг с другом фактора. Первый – усиление Германского рейха с его амбициозной внешнеполитической стратегией. Второй – ослабление традиционных империй: Османской империи и монархии Габсбургов, являвшихся неотъемлемыми элементами европейского равновесия еще со времен Вестфальской системы. Они выступали как геополитические скрепы, сцеплявшие различные субрегионы, и если Австро-Венгрия, сопрягавшая Центральную и Юго-Восточную Европу, имела «сердцевинное» положение, то Османская империя – периферийное, фланговое, связывая Балканский регион и Ближний Восток. Становление Балканской подсистемы, с присущей ее новоявленным игрокам – малым странам – полифоничностью, несло в себе угрозу дестабилизации международной системы, масштабы которой обусловливались степенью вовлеченности великих держав в дела региона. Деформация европейского равновесия, таким образом, создала условия для возникновения «балканского лабиринта». Каким же образом в него оказалась втянутой Великобритания?
Провозглашение Германией «эры мировой политики» подтолкнуло Англию к поиску средств «сдерживания» ее главного внешнеполитического оппонента. Этот процесс разворачивался на двух уровнях: общесистемном и региональном. На общесистемном уровне происходило сближение Великобритании с державами (Францией и Россией), которые подобно ей видели в Германской империи главную угрозу международной стабильности. На региональном уровне, что довольно четко прослеживалось на примере Балканской подсистемы, Лондон пытался содействовать складыванию такой расстановки сил среди местных игроков, которая препятствовала бы распространению влияния Германии или лояльных к ней держав в стратегически важном регионе.
В ситуации, когда Балканский полуостров мог быть использован Германией как плацдарм для проникновения на Восток, а Австро-Венгрия и Османская империя выступали в качестве проводников ее влияния, являясь одновременно столпами регионального порядка, оформившегося по итогам Берлинского конгресса 1878 г., Лондон сумел вычленить в подсистеме элементы, стремившиеся к ревизии существовавшего статус-кво, и обозначить, пусть и в завуалированной форме, свое благосклонное отношение к такой перспективе. Этими элементами были болгаро-македонское революционное движение и спонсировавшая его Болгария, которая располагала, по оценкам Форин Оффис, достаточными ресурсами, чтобы подорвать турецкую власть на Балканах и тем самым ослабить Османскую империю в целом, а также Сербия, служившая противовесом наращиванию австро-венгерского влияния в западной части полуострова.
Новая тактика на Балканах неизбежно ставила перед британской дипломатией вопрос о поиске методов ее реализации. Официально Британия декларировала свою готовность вместе с другими великими державами урегулировать возникавшие на Балканском полуострове кризисы, но на региональном уровне она практиковала неформальные средства осуществления своего внешнеполитического курса. Частичная адаптация гладстоновских подходов к решению Восточного вопроса, а также негласное, нигде не зафиксированное сотрудничество с радикалами придавали гибкость и разнообразие британской политике на Балканах. Проведение многочисленных акций и мероприятий просветительского характера, организация фондов помощи, наработка контактов британскими интеллектуалами и представителями прессы с местной элитой и лидерами национально-освободительного движения, а также постоянный акцент британского правительства на гуманитарной компоненте в процессе «македонского урегулирования» можно оценить как удачный пропагандистский ход. В итоге Англия, которая, в отличие от России и Австро-Венгрии, не располагала реальными рычагами воздействия на балканские общества, превратилась в их восприятии во влиятельного внешнего игрока, что, несомненно, являлось успехом британской политики в регионе.