В поисках равновесия. Великобритания и «балканский лабиринт», 1903–1914 гг.

В Германии, однако, допустили серьезную ошибку в истолковании действий Великобритании. В своем стремлении начать европейскую войну из-за балканского вопроса и в расчете на английский нейтралитет Берлин руководствовался двумя, казалось бы, обоснованными соображениями: во-первых, четкой дифференциацией Лондоном конфликта на Балканах и в Европе, во-вторых, отсутствием у Британии формальных обязательств перед партнерами по Антанте, тем более в отношении Юго-Восточной Европы. Однако участие в войне Франции и перспектива ее поражения кардинальным образом меняли всю картину. Еще в сентябре 1912 г. Грей в секретном меморандуме, перечисляя причины, которые могли подтолкнуть Великобританию к вступлению в европейскую войну, называл попытку Германии, опиравшейся на свою «беспрецедентную мощь», сокрушить Францию. Доминирование Германской империи на континенте, по мнению главы Форин Оффис, привело бы к изоляции Англии[1075]. Решимость германского руководства осуществить «план Шлиффена», предполагавший вторжение в Бельгию и молниеносный разгром Франции, предопределила выступление Британии на стороне Антанты. Грей считал неприемлемыми заверения Бетман-Гольвега о том, что Германия не собиралась присоединять дополнительные французские земли, а также отверг его предложение заключить англ о-германское соглашение о нейтралитете[1076]. Военное поражение Франции обернулось бы для нее потерей статуса великой державы (к тому же Берлин не гарантировал неприкосновенность французских колоний), а значит, германской гегемонией в Европе, а затем и в глобальном масштабе. Решение европейского вопроса позволяло Германии направить свои усилия и ресурсы на достижение преобладания в Азии, что угрожало безопасности британской колониальной империи.

Как говорили древние, nil novi sub luna, поэтому выведенная Фукидидом формула соперничества Спарты и Афин за всеэллинское лидерство выглядит универсальной и даже актуальной спустя 2,5 тыс. лет, в том числе она довольно органично проецируется на характер взаимодействий Лондона и Берлина в преддверии Первой мировой войны – внешнеполитические амбиции империи Гогенцоллернов наталкивались на нежелание Великобритании допустить преобладания Германии в рамках существовавшей системы международных отношений. Парадокс ситуации, однако, заключался в том, что Германия надеялась на нейтралитет своего принципиального антагониста – Англии – в случае «балканского сценария» начала войны между Драйбундом и франко-русским союзом.

Отечественный антиковед И.Е. Суриков высказал интересную мысль о том, что, исследуя тот или иной исторический сюжет, мы стремимся показать не только его «точки соприкосновения с современностью», но и его своеобразие[1077]. Так, погружение «Фукидидовой модели» в «балканский раствор» позволяет проявить многоцветный и сложный снимок межблокового противостояния великих держав накануне Первой мировой войны и его уникальный мирополитический контекст. Заинтересованная в поддержании стабильности на системном уровне, Великобритания считала возможным дистанцироваться от балканских коллизий, в которые были вовлечены ее союзники.

Возрастание роли малых стран Юго-Восточной Европы, казалось, позволяло Лондону «свернуть» свое присутствие в регионе. Доминирование на Балканах коалиции в составе Сербии, Греции и Румынии, для которых общим и жизненно важным интересом являлось подавление ревизионистских устремлений проигравших государств и «ограждение» региона от иностранного контроля, позволило Лондону переложить на местных игроков ответственность по поддержанию стабильности и равновесия на Балканском полуострове.

Подобная тактика в полной мере проявилась в период Июльского кризиса, когда Британия декларировала свою незаинтересованность в австро-сербском конфликте. Выбирая такую модель поведения, Лондон, как нам кажется, исходил из того, что дестабилизация в одном из сегментов подсистемы не вела к краху всего комплекса региональной безопасности, т. е. распространению войны на весь Балканский полуостров, в частности выступлению Болгарии на стороне Центральных держав.